Экспедиция идет к цели - [31]

Сандаг пытливо взглянул тогда на Валю, потом стал ждать, что скажет Зыков. Чего греха таить, Сандаг больше доверял многолетнему опыту Зыкова, чем знаниям молоденькой девушки-техника. Разумеется, об этом он не говорил, но все было понятно само собой.

Нужно понять Сандага: город будут строить не там, где находится базовый лагерь экспедиции, и не там, где раскинулось стойбище объединения. Там есть колодцы. Но когда стали бурить рядом, сперва пошла соленая вода. Валя поняла: верховодка! А когда пробурили до основного горизонта, хлынула горько-соленая… Только и всего.

Город может возникнуть только в том месте, где много пресной воды. А как ее отыскать в бескрайней пустыне? Где основной горизонт ее? На юге, на востоке, на западе?..

Если бы найти воду… Это теперь дело чести. Что подумает Саша (так она про себя называла Пушкарева), если она так и не найдет эту проклятую воду?.. Хвалилась синица море зажечь… На первых порах провалиться с треском…

Зачем она тогда послушалась Зыкова? Тогда Зыков сказал Вале с насмешкой:

«Вы всё по-книжному хотите, Валентина Васильевна, а я больше в практику верю. Нам особенно выбирать не приходится: данных предварительной разведки все равно нет. Я вот двадцать лет…»

Так эти двадцать лет и решили исход дела. Скважину заложили в «зыковской» низине.

Восемьдесят пять метров!.. Валя досадливо захлопнула дневник, швырнула его на брезент. Кажется, сейчас начнут поднимать бур. Что толку? Опять с тем же результатом… Нужно было больше надеяться на свои знания, а не на опыт Зыкова…

— Вира! — звонко выкрикнул рабочий Скворцов.

— Митнэ![32] — откликнулся Чимид, который с некоторых пор поселился на буровой и помогал Скворцову.

Пронзительно заскрипел железный трос о блоки — заработала лебедка. Тонкая многометровая свеча штанг гнулась и вздрагивала, грозя оборваться. Как медленно ползет бур! Что там?.. Басманова нетерпеливо хрустнула пальцами. Наконец-то…

Над устьем скважины показался колонковый бур — круглая труба с твердой коронкой на конце. Зыков и Чимид, осторожно придерживая его руками, опустили на землю.

— Вода! Честное слово, вода! — Петя Скворцов подпрыгнул, захватил в ладонь мокрый песок. Но Басманова легонько его отстранила, зажала в руке влажную зернистую породу. Сквозь пальцы сочилась влага. Вот она, долгожданная!..

Да, да, в эту минуту Басманова простила буровому мастеру все: и заносчивый тон, и хвастовство, и пренебрежение к молодым специалистам. Вот она, вода… Здесь будет город заложен…

Басманова перевела дух, попробовала песок на язык, сплюнула.

— Соленая… — прошептала она. И уже громко, с отчаянием крикнула — Степан Степаныч, соленая!..

Бурмастер взял черными заскорузлыми пальцами песок, лизнул, поморщился, протянул неопределенно:

— Да-а…

Валя обессиленно опустилась на жесткую гальку. Она почувствовала, как выдержка покидает ее, злые слезы подступают к глазам. К вечеру окончательно выяснилось, что вода во встреченном горизонте горько-соленая. Зыков, мрачный и сосредоточенный, вертел цигарку за цигаркой, наконец сказал:

— Может, в этой чертовой Гоби и вовсе нет пресной воды! Наше дело петушиное: пропел, а там хоть не рассветай. Сделали все возможное…

Приехали Сандаг и Тимяков. С ними был старик Луб-сан. Пушкарев опять почему-то не приехал. А спросить почему, Валя сейчас не отважилась. Если бы он приехал, было бы легче… Где он?..

— Ну, что будем делать? — спросил Сандаг.

— Не знаю, — призналась она.

— Будем бурить, — сказал Сандаг.

— Где?

— А вот этого я как раз и не знаю. Вы специалист, вам виднее. Прошлый раз вы что-то предлагали, а мы вас не послушались.

— Я теперь уж ни во что не верю… и в свои прогнозы.

— А вы поверьте, — не сдавался Сандаг. — Мы будем искать воду до тех пор, пока не найдем ее. Это не наше доброе пожелание, а задание правительства. А вы после первых же неудач, как вижу, упали духом. Ищите!

Небо сделалось желтовато-прозрачным. От вышки потянулась длинная тень. Пустыня поблекла, стала более ощутимой, тяжелой. Резко проступили грязно-белые плешины солончаков. Когда совсем стемнело, Басманова ушла подальше от вышки, уселась на еще теплую землю. Впервые за все время она ощутила бесконечное одиночество. Вот она сидит одна здесь, в глухой безмолвной пустыне, и никому-никому нет дела до ее невзгод, огорчений. Даже Саша не приехал. Составил геологическую карту, исполнил, так сказать, служебный долг — и до свиданья, выкручивайся сама. У него, видите ли, своя программа, свои маршруты.

Она такая маленькая и смешная в своей белой панаме и мужском комбинезоне, беспомощная в своей неопытности перед стихией, именуемой Гоби. Разве об этом мечталось в техникуме?..

Ей стало жаль себя. Но она не заплакала. Только плотнее сжала губы. Сейчас она чувствовала, как в ней просыпается то, что всегда жило где-то там, внутри, — упрямство и холодное ожесточение. Завтра она скажет Зыкову:

— Начинаем бурить…

Долгор так и не пришлось везти к врачу. Теперь она жила на буровой, в юрте Басмановой. За ней терпеливо и заботливо ухаживали. Вскоре она стала поправляться. Все в юрте Вали было ей ново и так непохоже на ее прежнюю жизнь. А Валя, с большими лучистыми серыми глазами, так была ласкова, как никто из других людей, с какими Долгор доводилось встречаться. С ней не хотелось разлучаться. Долгор полюбила Валю, всюду ходила за ней, стараясь сделать ей что-нибудь приятное. А когда девушка уезжала на другие точки, Долгор скучала, томилась и с нетерпением ждала ее возвращения. Едва Басманова уходила, Долгор начинала разыскивать ее. Она заглядывала в каждую палатку и юрту и спрашивала, глядя на встречного серьезными немигающими глазами: