Экспедиционный корпус - [2]

Шрифт
Интервал

На дворе нам дали колуны и приказали колоть дрова. Работа продолжалась часа полтора. Посмотрев на громадную кучу дров, дежурный сказал:

– Можете итти в роту.

Когда отделение было построено, он обратился ко мне:

– Выходи из строя.

Я вышел.

– Это ты про урок говорил?

– Я.

– Вот и хорошо. Иди-ка за мной.

Дежурный довел меня до мусорного ящика, дал железную лопату и заявил;

– Хорошенько подбери весь мусор и перекидай в ящик, а когда закончишь, доложи мне.

На заре мороз усилился. Чтобы не мерзнуть, я с азартом начал бросать мусор в ящик. За час убрал все и пошел докладывать дежурному.

– Пойдем, я проверю, – сказал он.

Убедившись, что работа выполнена, похвалил:

– Молодец!

Я молчал.

– Когда тебе говорят – молодец, надо отвечать: рад стараться. Понял?

– Так точно, понял, – ответил я.

– Ни черта ты не понял, если бы понял, сказал бы…

– Так точно, понял, господин дежурный, – крикнул я.

– Молодец! – процедил тот сквозь зубы.

– Так точно, понял, господин дежурный! – повторил я.

– Баран серый! Да я же говорю тебе – молодец, как же надо ответить?

– Рад стараться, господин дежурных!! – гаркнул я.

– Ну, пойдем, – произнес тот довольный и повел меня на кухню.

Он приказал повару налить мне вчерашних щей. Повар оказался добрым малым; усадил за стол, налил большую кастрюлю жирных щей, отрезал ломоть свежего черного хлеба. Я съел все без остатка, поблагодарил повара и собрался уходить.

На прощанье повар дал мне здоровенный мосол, покрытый мясом, наказав спрятать его и не показывать дежурному.

Наработавшись за ночь, я спал крепко. Отделенному командиру Петрову пришлось долго стегать меня ремнем, прежде чем я открыл глаза.


*

Сразу же начались занятия. До обеда нас учили рассчитываться «по порядку номеров», «на первый-второй», учили поворачиваться «направо», «налево», «кругом». После обеда занимались «словесностью». Сперва обучали титулованию начальства, начиная с царя Николая и кончая «непосредственными начальниками» – взводными и отделенными командирами. В первый же день все у меня в голове перепуталось: все эти «ваши благородия», «ваши высокоблагородия», «ваши превосходительства», «сиятельства», «высочества» и «величества».

После ужина заставили разучивать солдатские песни. Унтер- офицеры пробовали наши голоса и назначали запевал.

На другой день был осмотр одежды и обуви, привезенных нами из дому. Тем, у кого сапоги признавали годными, уплачивали по восемь рублей, остальным выдавали новые. ’Кроме сапог мы ничего не получили и ходили в штатском.

На шестые сутки вечером на поверку пришел фельдфебель Петр Филиппович Сорока. После переклички он первым затянул молитву «Отче наш». А когда молитва была пропета, скомандовал «смирно», и рота притихла.

– Завтра утром придет ротный командир, его благородие прапорщик Смирнов, – начал Сорока. Он был глуховат от контузил и говорил громко, как многие глухие. – Смотрите у меня – не подкачайте. Отвечать ротному громко, ясно, отчетливо. Если кто неправильно ответит, будет стоять два часа под винтовкой с полной выкладкой. Понятно?

– Так точно, понятно, – ответили мы.

На другой день в восемь часов утра мы стояли развернутым фронтом около казармы. Взводные командиры проходили по рядам, осматривая солдат.

Наконец фельдфебель разрешил нам стоять вольно, оправиться и покурить. Сразу поднялся невероятный шум, мы начали «бег на месте», стараясь разогреть застывшие ноги. Курильщики вынули расшитые деревенские кисеты с махоркой и закурили «собачьи ножки».

Неожиданно раздалась команда:

– Становись! Бросай курить!

Недокуренные цыгарки полетели в снег.

– Смирно1 – скомандовал фельдфебель.

Справа показался незнакомый офицер. Он подошел ближе, и фельдфебель отдал ему рапорт. Мы догадались, что это был ротный командир.

Выйдя на середину, прапорщик Смирнов поздоровался:

– Здорово, молодцы!

– Здравь желаем, ваше-родь! – прокричала в ответ рота.

Пройдя по рядам, ротный вызвал к себе фельдфебеля и взводных командиров.

– Много неграмотных? – громко спросил он Сороку.

– Сто десять неграмотных, шестьдесят малограмотных, остальные кончили сельскую школу, из них три человека кончили городскую, ваше благородие, – без запинки ответил фельдфебель.

Вслушиваясь в разговор, я старался получше рассмотреть ротного командира. Это был сухой, выше среднего роста, немного сутулый человек, с большими выпуклыми серыми глазами. Рыжеватые густые усы свисали вниз, закрывая непомерно толстые губы. Продолговатое лицо его с узким подбородком не внушало симпатии.

– А ну, погоняй-ка их немного, да растряси им деревенское пузо, – сказал Смирнов, обращаясь к фельдфебелю.

Тот подал команду, и мы побежали. Вначале нам это нравилось. Подпрыгивая, мы потихоньку смеялись. Но после приятной теплоты стало жарко, от нас повалил пар, мы тяжело дышали.

Фельдфебель то и дело покрикивал на отстающих. Вот кто-то свалился в снег. Прошло полчаса бессмысленной гонки, и более половины роты лежало в снегу. Только тогда Смирнов остановил людей.

Мы с первой же встречи не взлюбили Смирнова. Зато всем нам понравились прапорщики Борисевич и Иотковский. Борисевич серьезно относился к своим обязанностям. Во время занятий он всегда! спокойно, без крика и ругани растолковывал плохо усваиваемое солдатом. Иотковский часто беседовал с нами запросто, угощая папиросами.


Рекомендуем почитать
Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Маленький курьер

Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.