Экспат - [19]

— Вот уж не думал, что посреди пустыни ночью может быть так холодно, — проворчал Эрнест, закуривая трубку.

— А ведь это ещё конец зимы, — выпустила сизеватое кольцо дыма Агнетт. — А вот когда лето, то ооох. Перепады температуры куда более резкие и крупные. Днём можно спокойно ходить в бикини, но ночью — не меньше, чем в свитере.

— Я бы посмотрел на это зрелище.

— О да, мой шерстяной свитер — зависть женской половины города.

Они синхронно фыркнули. На улице почти не было прохожих и машин. Хотя сверху, на эшелонах, машин было много, тут, на уровне земли царила тишина. Лишь где–то сверху вдалеке выли двигатели. Некоторое время они курили. Молча, просто любуясь видом ночного Нового Города, возвышающегося над Старым. В какой–то момент Эрнест почувствовал, что его взяли под руку. Противиться не стал.

— Может ну его, этот бар? — услышал он тихий вопрос. И решительно ответил:

— Ну уж нет. Теперь я просто обязан выпытать у тебя, где же ты научилась бить людей по голове бутылками.

— Эй!

Тычок в бок, хохот и — они снова в баре. Не под руку, но активно болтающие друг с другом. В помещении жизнь продолжала бить ключом. Четверо упившихся вусмерть парней (по виду — студентов) пытались вытащить из подвала пятого, беспомощно болтающего конечностями и головой. На верхней ступеньке замыкающая пара разъехалась в стороны, сотворив воздушный шпагат. Бар охватил вой проснувшегося «раненого бойца». Вздохнув, один из вышибал отогнал «носильщиков», поднял под руки всё ещё матерящегося студента и прислонил к стенке. Его товарищи либо скатились вниз, либо кое–как поднялись на верхнюю ступень и истерично хохотали.

— Кое–что мне это напоминает, — шепнула в ухо рыжая, обдав Эрнеста ароматом аперитива и малиновых духов.

Уже за столиком Агнетт рассказала, как в шестнадцать она пошла добывать «репортаж» о подпольных боях, и едва отбилась от букмекеров, принявших её за новую проститутку (по совпадению — тоже рыжую, но с ещё более резким характером). Когда–то тогда она и ударила в первый раз бутылкой. В тот раз — из–под шампанского.

— Из–под шампанского или с шампанским?

— О, я знаю разницу, поверь. Так вот, там был боец, который три раза падал в нокдаун, но умудрился нокаутировать противника. И он точно так же, как эти парни, стоял на четвереньках, блевал и в перерывах — истерично хохотал.

В ответ Эрнесту пришлось поведать историю, как его в незнакомом месте постоянно пытаются ограбить. Город был лишь девятым, даже не юбилейным, в списке. Правда, пришлось умолчать, что пару раз приходилось уйти без ценностей и денег. И едва живым. Вышло куда менее драматично. Но оно и к лучшему — драмы сегодня было и так много.

Разговор сам по себе разогнался и не думал останавливаться. Они перескакивали с одного забавного случая на другой. Задевали современный и старый кинематограф, не сошлись в отношении к театральным видам искусств. Начали ожесточённо спорить, закидывая друг друга аргументами и срываясь на прикрикивание. И только через пятнадцать минут не без чужой помощи поняли, что Эрнест имел в виду линейку кинетических пистолетов «Хауэр», а Агнетт — роли некоего древнего актера синемы.

В общем, бутылка апероля медленно, но верно, опустошалась, а разговор смещался в целом в сторону города.

— Хотела бы я жить в Старом Городе, — вздохнула рыжая. — Но квартиру дали мне в Новом, вот так ирония.

— А ты когда–нибудь видела «внутрянку»? Жить в ней удовольствие не для всех, прямо скажу.

— Ты в ней жил, чтобы так говорить? — нахохлилась собеседница.

— Живу, почему же.

— И сколько?

Эрнест взглянул на часы. Час ночи.

— Целых двенадцать часов. Почти целая жизнь.

Двойной взрыв смеха. Дать подкурить в дымину пьяному мужику, подошедшему за огоньком. Спокойно, с улыбкой выслушать его искренние и удивительно чистые комплименты Агнетт. Отсалютовать рюмкой, улыбнуться, выпить.

— Ты напрягся, — сощурилась рыжая.

— Инстинкты, что поделать.

Вздох.

— Ты не думал, что поймал ПТСР?

— Отчего же, думал. Стараюсь контролировать себя. И судя по тому, что это замечаешь только ты (а ты весьма внимательная девушка, этого не отнять) — это у меня выходит.

— Надо тебя будет регулярно напаивать. Пьяным ты перестаешь говорить этими своими рублеными фразочками, и сильнее похож на нормального человека.

— Это мне говорит социальный антрополог?

— Эй, я могу и обидеться!

— А я думал, совершишь камлание над синими камнями, и у меня отвалится что–нибудь.

— О, смотрю, ты заметил местную особенность?

— Не понял.

— Камни посреди площадей и скверов. Не понял?.. Местные, «Хозяева», почитают две вещи превыше всего. Камни и воду. Остальное: звёзды, луны, метеоры — сильно слабее. Вода для них — символ жизни и мира живых. Камни — мир мёртвых, где все они рано или поздно окажутся.

— Не понял, причём тут камни на площадях. Они поклоняются смерти?

— Нет, нет, ты не дослушал. Те, что лежат на площадях, состоят из специфичного минерала, который меняет цвет. С коричнево–красного на насыщенный синий во время дождя и на некоторое время после. А синий…

— Священный цвет, угадал?

— Да. Эта дуалистичность камня для них — как связь с загробным миром и напоминание о том, что жизнь занимает всего лишь мгновение на мёртвом камне. Я не перебрала?