Экспансия - [18]

– Да кому они нужны?! – Ромка определенно опережал события. – Эти дипломы…

– Допустим, мне.

– Нет, так дело не пойдет, – проговорил сын, как-то очень смахивая в этот момент на отца. – Ты скажи, чего мы там не видели? Или ты все еще цепляешься за формальное образование?

– Пожалуй, да, цепляюсь. Потому что сам остался неучем.

– Да ты… Гораздо толковее, чем все наши преподаватели, кроме Пестеля, конечно. Но ведь он же из вашей компании.

– Спасибо, – Рост усмехнулся и тут же спросил: – Вы у него учились?

– У кого же еще? – хмуро спросил Витек.

– Понятно, биология не задалась, вот и решили сбежать на войну.

– Под твоим командованием мы гораздо скорее научимся чему-то настоящему, – выдал Ромка.

– Не уверен. Кроме того, дисциплина – это не только умение строиться, но и…

«А ведь я им нотацию читаю, обыкновенную родительскую нотацию». И тут Рост сам собой умолк.

– Ты покажи ему, что мы принесли, – подсказал Витек, который к нотациям, видимо, не привык. Поликарпа дома было не застать, он дневал и ночевал на работе, а Раечка была слишком мягкой, чтобы использовать такой рискованный способ воспитания.

Ромка поднялся, сходил к крыльцу и принес с собой папку, почти такую же, в какую складывала свои рисунки – или иллюстрации, как она их называла, – Баяпошка. Отодвинул чашки и чайники, раскрыл.

Это оказались его, Ростиковы, рисунки, когда он еще пытался что-то изображать как рисовальщик. Он и забыл, что было время – стоило выдаться свободной минутке, как он начинал рисовать.

– Вот Шир Маромод, вот… – начал было Ромка, но Витек дернул его за рукав, и тот все понял.

Рост поднял один лист, другой, полистал блокнот, который брал с собой в разные передряги, например, в их поход со старшиной Квадратным к Олимпу. Точно, тогда они еще Олимп открыли, Перевал и, кажется, Водный мир. Еще, если не изменяет память, впервые опробовали гелиограф. Кто теперь из этих ребят поверит, что они были когда-то такими отчаянными первопроходцами.

Рисунки были беспомощными, сейчас бы он сумел сделать что-то получше. Точнее, выразительнее, даже, пожалуй, определеннее. Но такой свежести взгляда точно не добился бы. Это вот и можно принять за похвалу, решил Рост и спросил:

– Откуда?

– Мама как-то пришла к бабушке, они посидели, поболтали о тебе немного, и мама принесла их к нам. Я их с детства разглядываю.

Рост нашел еще один блокнот, где он рисовал план города, когда они с Кимом сидели на горе, выслеживая, как пернатые варят вогнутые зеркала. Неожиданно рука его дрогнула, рисунки на миг размазались, словно очень близко что-то взорвалось.

Он понял, что, как бы он теперь ни делал вид, что не согласен с предложенными ему заданиями, бросить это дело не сможет. Так и будет носиться туда-сюда, но в конце концов пойдет туда, зная куда, пока окончательно не сделает то, что нужно. Хотя, возможно, это окажется совсем не то, чего от него ждут.

«Интересно, – отстраненно подумал Ростик, – почему?» Ведь это не было обычным его предвиденьем, это было что-то иное… Или все-таки очень хорошо сбалансированное, почти подчиненное его волей предвиденье? Без обычных болей, тошноты, темноты в глазах?

Но чем оно вызвано? «Нужно вспомнить, – решил Рост. – Так, я думал о том, делая эти рисунки, что, если даже мы не выживем, кто-нибудь найдет нас, и обязательно, хоть в таком виде, но разведанная нами информация станет известна людям. И тогда…»

Эта нехитрая идея и оказалась ключом к его очередному всплеску, и он увидел… Нет, не увидел даже, а почувствовал, руками, ладонями, кожей, хотя и глазами тоже увидел, что на рисунках вокруг почти каждой из нарисованных фигур присутствует еще что-то. Какая-то аура, которую он выразил не четкими линиями, а специально как бы размытыми следами карандаша, хотя иногда определенно рисовал это и напрямую, почти как иконописец выводит вокруг головы святых нимб.

«Неужели же я даже тогда это видел? – удивился Ростик. – Ведь ничего почти не понимал, не мог бы даже словами описать, а вот оказывается – видел».

Он еще раз пересмотрел рисунки и понял, что он действительно нарисовал то, что видел, но почему-то эта особенность стала заметнее только после того, как его рисунки много лет рассматривал Ромка. И не он один, наверное. Что происходит с рисунками, вообще с изображением, когда их рассматривает множество людей в течение долгого времени?

Нет, решил Ростик, нужен конструктивный подход, какая-нибудь философия… И едва он это про себя решил, как почти сразу же понял – в его рисунках, которые он для экономии бумаги делал на одном листе чуть не поверх друг друга, все – Шир Гошоды и махри, бакумуры и пернатики, двары и даже викрамы – все чем-то разделены. И только люди, которые иногда были прорисованы весьма схематично, объединяют их.

То есть с точки зрения формальной композиции именно люди определяли единство того, что Рост изображал, иногда даже вовсе о том не думая. Но эта особенность прослеживалась, она была, иногда даже казалась немного навязчивой.

– Так, – Рост отложил рисунки и посмотрел на своих нежданных гостей. – Ты молодец, что принес эту папку.

– А что? – как бы невинно спросил Витек.