Экскурсия - [10]

Тихая летняя ночь оглашалась визгом, плеском, плюханьем экскурсантов, которые рьяно ловили Голлума. «Дунаданец» орал в свой мегафон: «Колечко-колечко, выйди на крылечко!» Это, видимо, был сигнал для тайного Голлума сматываться. На галерее появились какие-то тощие ребята — видимо, спасатели. Судя по их действиям, основным методом страховки был пересчет купальщиков по головам. Кто-то с чем-то белым в руках вдруг засвистел в свисток, все забегали, экскурсовод заметался. Тут луна вышла из тучек, и Келеборн рассмотрел, что они машут списком экскурсии — видимо, кого-то потеряли. Мы еще посидели, гадая, кто же утоп, причем ни я, ни эльф не испытывали скорби, да и любопытства особого тоже. Потом я стал размышлять вслух, что вот ведь такой маленький пруд, и каждый вечер тут плещутся и топают подобные компании, так как же еще целы все эти лилии и лотосы? Наверное, со времен, когда пруд был заповедным, они прошли солидный отбор на вытаптывание. Я уже думал, как бы получить отсюда осенью семена, потом попробовал подрыть корешок, но сам себя устыдился. Тогда я стал рассуждать вслух на тему, где бы я спрятался, «если бы Голлумом был я». Тут Келеборн как-то недобро хихикнул — совершенно не по-эльфийски, как мне показалось.

— А ведь это мы утонули, — сообщил он.

Я уставился на него, потом взглянул на берег. Там шухер был уже нешуточный. Все турье повылезало, кто одевался, кто прыгал, кто вопил какие-то указания. Я вспомнил, что сказать -то я сказал, что мы не играем, да ответа не услышал. Наверно, «дунаданец» проигнорировал мое обращение, и теперь платился за это.

— Тогда еще посидим, — сказал я довольно. — Вы не замерзли?

— Нет, что вы, — ответил Келеборн. — Только комары появились.

Мы сидели на одинаковой глубине, но я при этом был погружен до подбородка, а эльф торчал из воды больше чем на фут. Конечно, его начали кусать раньше.

— Интересно, какой у них приз в этой игре? — мечтательно проговорил я. — Золотой Голлум, что ли?

Келеборн вместо ответа хлопнул себя по щеке.

Тут над прудом врубили аварийное освещение.

Что нас заметили, я понял сразу — беготня и визг замерли, все как бы повисли в воздухе так, как застал их момент включения света. Потом над Итилиэном пронесся облегченный мат. Экскурсовод, однако, помнил, что он при исполнении, в отличие от голлумов, которые, шлепая ластами по камню, вдохновенно-визгливо крыли нас, перегнувшись через балюстраду.

— Господа, мы вас чуть не потеряли, — сказал он, прикрывая приторно-вежливой интонацией желание нас растерзать. — Не угодно ли проследовать в отель?

— Угодно, — сказал я. — Только лампочку погасите, пожалуйста.

Это вызвало новый шквал брани, причем к спасателям добавились «внучата». Тогда Келеборн встал — воды ему было чуть выше колена — отряхнулся по-собачьи, вышел на берег к шумящей публике, что-то негромко сказал, щелкнул пальцами — и лампа в прожекторе со звоном разлетелась. Наступила тишина, какой здесь не было, наверное, со времени Пробуждения Людей. Я быстро вылез и оделся, после чего все взяли курс на гостиницу. Экскурсовод недобро поглядывал то на меня, то на Келеборна, но молчал. Молчали и все остальные.

На ужин в отеле «Хеннет Аннун» подавали фирменного «кролика тушеного с травами» и фиш. Кролик был выше всяких похвал, свидетельствую как Гэмджи. Что же касается фиш-ш-ша, то пусть его едят такие голлумы, как Оле Тук. Я спросил у официанта фирменный пластиковый конверт, похоронил там останки, а на надгробье начертал тиритский адрес советника Тука. Заодно проверим, как работает почта, и не подвергается ли корреспонденция его превосходительства перлюстрации. Келеборн явно не понимал, чем это я занимаюсь, но смотрел одобрительно. Гостиница ему нравилась, никаких особых следов Мордора в ней не было, все окна были, понятное дело, на Запад. Андуин в лунном свете был весьма живописен.

Конверт я бросил на столе и отвлекся на чудесное ежевичное вино. Келеборн рассеянно вертел в пальцах вилку, пока она не улетела под стол. Он машинально проводил ее туманным взором — и уперся оным в конверт.

— У вас друзья в Гондорском королевском совете, Рэнди? — с некоторым изумлением спросил он.

— Так получилось, — сказал я. И от нечего делать изложил Келеборну историю советника Тука.

Оле еще в Шире показал свои финансовые таланты по добыче денег из ниоткуда, провернув знаменитую операцию «Матом». Как известно, вход в ширский Музей ненужных вещей — по-старому Матомарий — всегда был бесплатным. Оле напечатал по знакомству несколько сотен билетов обычного образца и посадил свою очаровательную кузину Уртику Тук продавать их у входа в музей. Если кто-то из желающих пройти спрашивал, разве нельзя, мол, войти бесплатно, кассирша включала свое обаяние на полный накал и отвечала, что можно, сколько угодно. Посетители, не желая прослыть скрягами или тугодумами, не переспрашивали, а платили и проходили. Власти Удела спохватились только через месяц. Местный ширриф ворчал и пытался привлечь Оле к суду, но не тут-то было. Во-первых, законы были известны Туку гораздо лучше, чем ширрифу. Во-вторых, Оле тут же свернул бизнес и объявил, что устраивает на всю полученную сумму Обжорную вечеринку — просто так, без повода. И в качестве полагающихся в таких случаях подарков гостям накупил таких жутких матомов, что вскоре экспозиция Матомария сильно пополнилась. В-третьих, выяснилось, что в дни, когда Уртика торговала билетами, число посетителей непрерывно росло, и в последний день их явилось втрое больше, чем бесплатно бывало в неделю. Тогда Тан и старосты, посовещавшись, решили пригласить мисс Тук на постоянную работу в том же качестве, но оказалось, что, пока суд да дело, она успела выйти замуж за одного из посетителей, а тот заявил, что «такой матом не отдаст никому даже напрокат».