Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях - [140]

Это еще была не оргия или не совсем оргия, а просто игра, увлекательная игра, в которой мужчина в маске Пульчинеллы с впечатляюще восставшим членом мог похлопать Пьеро по плечу и тот безропотно отпускал высокую рыжеволосую Коломбину и грациозно и учтиво передавал ее в объятия этого голого сатира. Мерри сначала танцевала с коренастым смуглокожим парнем, потом с худощавым мужчиной средних лет (она определила возраст, заметив седоватые волосы на его груди), потом с юношей, потом еще с кем-то. Время от времени из темных углов зала раздавался высокий смех или низкий хохоток. Некоторые парочки ушли в дальние комнаты. Мерри веселилась, ее переполняло чувство восторга: на этой вечеринке все вели себя точно так же, как она сама раз или два вела себя когда-то, и ей было отрадно узнать, что она не одинока в своем распутстве и что, в конце концов, не такая уж она и распутная. Это, впрочем, ее никогда особенно не беспокоило, хотя немножко озадачивал именно тот факт, что она так спокойно к этому относится. А здесь в таком великолепном дворце шестьдесят или семьдесят именитых людей своим поведением давали ей понять, что все это совершенно пристойно и естественно.

От этих рук она испытала не слишком сильное сексуальное возбуждение. Она помнила объятия других мужчин — например, объятия Тони, которые были куда жарче, страстнее, слаще, интимнее. Но на нее действовал растворенный в воздухе аромат эротики — он был подобен пуховой перине, на которой можно возлечь и погрузиться в дремотное состояние, когда уже нельзя отличить фантазию от реальности. Но тут ее партнер, протанцевав с ней минут пять, предложил ей удалиться в менее людное место.

— Пойдем? — спросил он и кивнул в направлении двери, куда только что удалились мужчина и женщина.

Она не ответила. Ей было просто лень подыскивать какие-то слова, произносить звуки, чтобы выразить свое согласие. Он крепко прижимал ее к себе и гладил ладонью по ягодицам, терся о ее живот и — явно хотел. До сих пор они танцевали, стоя на одном месте, просто покачиваясь из стороны в сторону, повинуясь ритму музыки. Но теперь он увлекал ее к двери. И она ему это позволила.

— Вот так, — сказал он. — Иди за мной.

Мерри повиновалась, и они вышли из зала. Но потом, внезапно узнав голос, она вырвалась из его объятий и со всех ног помчалась к главному залу. Он бросился за ней.

— Нет! — закричала она ему. — Господи, нет!

Он остановился. Она не поняла, узнал ли он в ней свою дочь или просто его смутил крик девушки. Во всяком случае, он прекратил ее преследовать. Она нашла комнату, где раздевалась. Она слишком торопилась, чтобы перерыть всю груду сваленной на полу одежды. Она схватила свое платье и надела его прямо на голое тело, а потом, не удосужившись найти белье и чулки, взяла первую попавшуюся пару туфель. Они были ей малы. Тогда она взяла другую пару. Тоже малы. А, ну и черт с ним! Она осталась босая. Своего норкового манто она не нашла, но взяла нечто похожее, накинула на плечи и вышла на улицу.

Она попросила привратника вызвать лодку-такси и поехала в «Лидо».

Похолодало. Дул ветер. На ней было меховое манто, и она не могла понять, отчего же ее бьет озноб. Лодочник бросил руль и передал ей одеяло. Одеяло было замызганное, но она все же укуталась в него.

— Синьорина больна? — спросил лодочник.

— Да, больна.

— Я тогда потороплюсь.

— Да, пожалуйста.

Он пустил мотор на полную мощность и лодка понеслась по лагуне. Через несколько минут они причалили к пирсу «Лидо». Мерри обнаружила, что у нее совсем нет денег. Она попросила швейцара расплатиться с лодочником.

— Я не могу, — сказал он. — Мне очень жаль, но…

— Послушай. Расплатись с такси. Я — Мерри Хаусмен!

— О, да, конечно.

Мерри почти бегом бросилась внутрь и прошла через вестибюль к лифту. Нажала на кнопку и стала ждать. Она все еще дрожала.

— Что-нибудь случилось?

Она обернулась. Каррера!

— Нет. Да. Я… неважно себя чувствую.

— Позвольте я провожу вас в номер, — предложил он. Или, по крайней мере, произнес эти слова с вопросительной интонацией. На самом же деле это был приказ. Он взял ее под руку и помог войти в лифт.

Он попросил у нее ключ от номера, сам отпер дверь. Они вошли.

— А где же миссис Ките?

— Кто?

— Миссис Ките. Она моя подруга, так сказать. Она должна быть здесь.

Каррера нашел на столе записку.

— Вот ваша миссис Ките, — сказал он.

Мерри взяла записку:

«Фредди в больнице. У него прободение язвы. Я с ним. Надеюсь, с вами все в порядке. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните Финкелю, или Клайнсингеру, или мне в больницу. Извините, Эйлин Ките». Ниже был написан номер телефона, вероятно, больничный.

Она села в кресло и заплакала.

Каррера помог ей встать и отвел в спальню. Она присела на край кровати. Он расстегнул молнию у нее на платье, и она разделась. Даже если Каррера и удивился при виде се нагого тела, он не подал виду. Он стал открывать один за другим ящики комода, нашел халат и подал ей. Потом он стащил с кровати покрывало, она легла, а он укрыл ее одеялом и потушил свет.

Она думала, что он уйдет, но он не ушел, а сел в кресло, закурил сигарету и молча сидел, словно хотел быть уверен, что она вне опасности.