Экранные поцелуи - [48]

— Жизель! С каких это пор я, по-твоему, влюбляюсь в кого попало?

— Извини. Я и не знала, что ты влюбилась.

— Ну, так теперь знай. Я могу сказать тебе его имя, если ты пообещаешь хранить это в тайне.

Жизель решила рискнуть:

— Не надо. Я уже знаю, кто он. Дэвид Прайс, и никто другой. Так?

В голосе Клаудии зазвучало восхищение:

— Как ты догадалась?!

Жизель чуть было не ответила, что любовников обычно держат в секрете, если они женаты на другой женщине. Но вовремя удержалась.

— Я видела Дэвида. Он как будто создан для тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что он талантлив, чувствителен. Он пережил все то же, что и ты. Дорогая, я ведь очень хорошо тебя знаю. И знаю, что тебе нужно.

Клаудиа сразу почувствовала себя лучше. Жизель ее поняла. Она знала, что на Жизель можно положиться. Тихим голосом, полным сдерживаемых эмоций, Клаудиа стала рассказывать о Дэвиде Прайсе, о том, как они встретились, как он на нее смотрел, как он не похож на остальных мужчин.

Жизель слушала вполуха. За восемь лет она вдоволь наслушалась подобных историй. Ее поражало лишь одно: как можно настолько обманываться. Всякий раз, встретив нового любовника, будь то миллиардер или парень с пляжа, Клаудиа наделяла его необыкновенными достоинствами, как правило, всякий раз одними и теми же. Он возбуждал ее, как никто другой, он стимулировал ее интеллект, он ее понимал. Жизель давно уже перестала удивляться тому, что через каких-нибудь несколько месяцев тот же самый мужчина мог оказаться извращенцем или слабоумным. По крайней мере, Клаудиа получает искреннее удовольствие, пока все это длится.

— Ты что-то сказала? — донесся голос Клаудии, отдаленный расстоянием в два континента.

— Нет. Я просто подумала, как бы все могло быть хорошо, если бы не его жена.

В голосе Клаудии зазвучала сталь:

— Я найду способ с ней справиться.

«Или избавиться от нее», — подумала Жизель и переменила тему. Она решила прозондировать почву.

— Клаудиа, ты хорошо знаешь Рэчел Келлер?

— Рэчел Келлер?! Я с ней едва знакома. А что?

— Мне бы надо узнать о ней поподробнее. Один мой приятель со студии «Магнум» хотел бы получить о ней больше информации, чем может дать Боб Делани.

— Какой информации?

— Точно не знаю. Но думаю, ему нужно что-нибудь солененькое. Связи, аборты, что-нибудь в этом роде. Насколько мне известно, она работала в основном в Европе, а там могло происходить все что угодно, о чем мы и знать не знаем.

Клаудиа, казалось, была заинтригована.

— А почему такой интерес к Рэчел Келлер? Никому не известная британская актриса, играет второстепенную роль… Наверняка и получила ее только потому, что бюджет не позволил пригласить кого-нибудь с более громким именем.

Жизель так и подмывало рассказать подруге о Дэне Кейзере и его обещании. Однако она решила, что пока не стоит. Клаудиа, конечно, слишком занята собой, и, тем не менее, одно лишнее слово, да еще сказанное в неподходящий момент, может все испортить.

— Дорогая, я понятия не имею, зачем моему приятелю понадобилось замарать Рэчел Келлер. Меня, обычно, нанимают, чтобы добыть информацию, а не для того, чтобы задавать вопросы.

— Понимаю. Попробую сделать что смогу. На натурных съемках люди обычно легче сближаются. Думаю, что рано или поздно мы с Рэчел тоже сблизимся. Попытаюсь выудить из нее все.

— Клаудиа, ты ангел! Я в долгу не останусь, обещаю.

— Не надо ничего обещать. Я тебя достаточно хорошо знаю. Обращусь, когда будет нужно.

Она появилась, как наяда из морской пены. Вьющиеся черные волосы рассыпались по плечам, ничем не стесненная грудь открыта взору во всей своей красе, на ней блестели, искрились, переливались на солнце капли соленой морской воды.

«Теперь я понимаю, почему ее называют богиней экрана», — подумала Рэчел. Она стояла рядом с Дарлин позади кинокамер, расположенных полукругом на длинном белом песчаном пляже, спускавшемся к воде. Как и многие другие пляжи на Бали, он выглядел заброшенным, покинутым, как будто до сих пор здесь не ступала нога человека. Песок лежал неровными грядами, белый и чистый, как сахар. И вода в море была такой чистой и прозрачной, что, даже зайдя по пояс, можно было разглядеть стайки разноцветных рыб, проплывавших у самого дна.

Они жарились на солнце уже почти полдня, наблюдая, как Клаудиа Грэхэм овладевает искусством выходить на берег. Это оказалось сложнее, чем предполагалось вначале. По фильму она должна быть практически без одежды. В то же время не следовало забывать о цензорах. Поэтому костюмеры придумали для нее юбочку из травы.

К этому времени Клаудиа повторила выход из моряуже по крайней мере раз десять, и каждый раз что-то было не так. Вода попала ей в глаза, волосы рассыпались не так, как надо. А когда она, наконец, казалось, сделала все, что требовалось, травяная юбочка поднялась слишком высоко.

Рик Гамильтон, в джинсах, подвернутых до колен, пошел к ней по воде. После короткого обсуждения вернулся па берег и прокричал какие-то инструкции кинооператору-осветителю. Он решил отснять эту сцену во всех возможных ракурсах, а потом вырезать то, что может оскорбить цензоров.

На двенадцатом дубле Клаудиа наконец вышла на берег. И столкнулась лицом к лицу с Дэвидом Прайсом. Несмотря на удушающую жару, австралиец выглядел так, как будто только что вернулся после легкой прогулки по Родео-драйв. Прядь очень светлых белокурых волос спадала на лоб, грим цвета загара выглядел гладким и сухим, а шорты были помяты лишь потому, что пятнадцатилетняя индонезийская девушка-ассистентка все утро добивалась этого с помощью утюга — заглаживала беспорядочные складки.