Экран и Владимир Высоцкий - [50]

Шрифт
Интервал

Подробнее Борис Ильич раскрывается Высоцким в двух других эпизодах.

…На сцене, на возвышении, молодые и не очень молодые женщины, по возможности приодетые — поют. В центре зрительного зала — фигура Бориса Ильича. Узнаем и не узнаем: Высоцкий ли? Вместо небольшой, невысокой, очень стройной и по-своему щеголеватой фигуры столь знакомого нам актера — тяжеловатая, ссутулившаяся. Актер буквально наслаивает на своего героя прожитые годы, видимо, далеко не комфортабельные во всех отношениях.

Но все-таки здесь, в руководимом им хоре, Борис Ильич — хозяин. Он снисходительно басит, он небрежно-величественен, заставляя хор повторять мелодию, текст, снова мелодию, текст — тише, громче, тише, громче… — репетируется все то же «Утро туманное». Борис Ильич загадочен, романтичен — так его играет Высоцкий, подключая к этой характеристике и музыкальный фон — красивый романс.

Репетиция окончена. Маэстро провожает хористок. Он непринужденно кладет кому-то на плечо свою руку, немногословно, но с приличествующей моменту реакцией, с артистическим нажимом сетует на скорый Танин отъезд: Касаткины собираются устраивать свою жизнь на Байкале. Об этом чудо-озере давно мечтает Николай. К тому же, эти места пора покидать из-за различных неблаговидных толков о Тане.

Из клуба Таня и Борис Ильич выходят вместе, дружески переговариваясь, — пока не более того. Но вот неожиданно хлынул дождь, и Таня, естественно, не может не пригласить попутчика зайти к ней домой, под крышу. Он не отказывается. Войдя — протягивает ей алую гвоздику, неизвестно откуда взявшуюся, — одну:

— Вот… Это Вам, Танюша. Одинокая гвоздика, почти как я, — одинокая…

Что это — желание быть галантным или — полупризнание? Или — боязнь «не упустить», ведь Таня скоро уезжает? Вспоминаем: на вечеринке Борис Ильич выглядел не только чуть небритым, чуть усталым. Он был еще и чуть влюбленным. Именно это состояние выражали глаза актера, этим его герой одаривал свою хорошенькую ученицу. Вместе со зрителем такое, несомненно, ощутила и мать Николая, возмущенно отдернувшая руку…

Борис Ильич промок под дождем. Актер тихонько и смешно чихает и его герой — сразу снижается с пьедестала, перестает быть маэстро. Таня спешит усадить его за стол, она сейчас поставит чайник. В руках у Бориса Ильича появляется гитара, та самая, с огромным красным бантом. На этот раз — для Тани — он поет уже не «Утро туманное», а ту, свою, «Погоню», о которой так безуспешно просили его женщины на вечеринке. Песня яркая, сильная:

Я лошадкам забитым, что не подвели
Поклонился в копыта до самой земли.
Сбросил с воза манатки, повел в поводу —
Спаси Бог вас, лошадки, что целым иду.

И поет актер уже в своей манере, сильной и драматической, — здесь он Высоцкий, великий бард. Актер постарался, чтобы его манера пения не диссонировала (и достиг в этом успеха) с подпудренным, с начерненными бровями лицом (под старинного провинциального актера-неудачника загримирован) и с миной непонятого гения Бориса Ильича. Его Борис Ильич — талантливый человек с неудачной судьбой. Вот так, трагически поднахмурив брови, объясняет маэстро своей ученице и печальную жизненную несправедливость: бывший соученик Сашка Шеремет сейчас в Аргентине, сольные концерты дает, а он вот… Следует и прямое пояснение: «Шеремет хотя бы по сравнению со мной — бездарность».

Владимир Высоцкий в роли фон Корена («Плохой хороший человек»).


И тут случается…

Случается полнейшая расшифровка Таниного характера и частичная — Бориса Ильича. Таня — вся искреннее внимание к песне, к маэстро, вся экстаз, в глазах у нее стоят слезы. Да, сейчас он снова маэстро. Такая песня, такое исполнение! Спустя минуту к этой ее взволнованности примешивается неожиданное, острое чувство жалости к Борису Ильичу. Отчего? Что послужило причиной? Сопоставление с преуспевающим Сашкой Шереметом?

Нет.

Чувство собственного достоинства, написанное на лице этого героя Высоцкого сдержанно и корректно, но все же довольно явственно, как это умеет актер, резко задиссонировало с его внешним обликом. Таня — совсем случайно — взглянула, скользнула взглядом по его ногам и обнаружила — это в дождь-то, в холод-то, когда люди добрые надевают осеннюю обувь — жалкие, открытые, очень летние, старые сандалеты, с сильно налепленной на них многодневной, присохшей грязью. Борис Ильич в такт песне слегка постукивал ногой, и при этом носки, тоже старые и давно не видавшие воды и мыла, все ниже и ниже, гармошкой спускались к сандалетам, довершая впечатление. Рядом, привычно брошенная возле стула, лежала видавшая виды «авоська». Сквозь ее редкое сито просвечивала бутылка кефира и совсем маленькая упаковочка чая…

— Борис Ильич, — со слезами произнесла потрясенная Таня, — дайте я Вам пуговицу к пиджаку пришью.

Но Борис Ильич принял слезу жалости и сочувствия за восторг от услышанной песни, и, конечно, от его собственной персоны. Он потянулся к Тане, припал поцелуем к ее руке, к ее лицу, и она ответила ему тем же, и пышные ее волосы окутали обе головы, ученицы и маэстро.

Герой Высоцкого открыл зрителю сущность Тани, суть причин ее измен любимому мужу: она жалела! Причины несостоятельности Бориса Ильича, его личности, остались за кадром, доверенные домыслам зрителя: ранняя эксплуатация способностей, а попросту — халтура? Жены, дети, разводы? Все это, в общем, вполне укладывается в образ одноклассника Шеремета и Журченко…


Рекомендуем почитать
...Азорские острова

Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.


В коммандо

Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.


Саладин, благородный герой ислама

Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.


Палата № 7

Валерий Тарсис — литературный критик, писатель и переводчик. В 1960-м году он переслал английскому издателю рукопись «Сказание о синей мухе», в которой едко критиковалась жизнь в хрущевской России. Этот текст вышел в октябре 1962 года. В августе 1962 года Тарсис был арестован и помещен в московскую психиатрическую больницу имени Кащенко. «Палата № 7» представляет собой отчет о том, что происходило в «лечебнице для душевнобольных».


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Записки сотрудницы Смерша

Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.