Экран и Владимир Высоцкий - [36]

…Впервые мы видим героя Высоцкого в бараке фашистского концлагеря. Трое его друзей, с которыми вместе он попал в плен — Дик, Второй пилот и Штурман, — собираются к лагерному начальству. Им тайно сообщили, что утром все заключенные, ввиду отступления немцев, будут расстреляны. Тогда они разработали трагический план: отвлечь на себя внимание начальства, войдя в кабинет, а в это время все смогут совершить побег через заранее вырытый подкоп. Трое идут на верную гибель, а герой Высоцкого, — он радист и когда-то летал с ними в одном экипаже, — предлагает себя Четвертым. Слово принимает иной смысл: он не останется в живых, этот Четвертый, погибнет с теми тремя. Но трое не взяли его, чтобы начальство не усмотрело ничего подозрительного в такой многолюдности. Трое уходят. Четвертый бежит со всеми узниками барака и в результате остается в живых: слову Четвертый возвращается его первоначальный смысл.

Прошли годы. Мы застаем этого человека уже отнюдь не в лагерном тряпье, а в щегольском английском костюме, человеком с виду благополучным, даже преуспевающим. Но взволнован он не меньше, чем перед тем, давним решением в бараке: идти Четвертым. Оказывается, вчера вечером его остановил «Человек, когда-то знавший Его» и заклял: ты летишь в Европу — «пробей» там в газете сообщение о том, что новый американский самолет должен лететь в Пакистан через Россию. Если его зафиксируют в небе русские, то быть беде. О полете должно стать известно через печать, и тогда самолет, конечно, не полетит. Это-то нешуточное требование и вывело из равновесия Четвертого.

…Он слишком долго и трудно добивался своего нынешнего видного положения в журналистике, чтобы так просто и быстро рискнуть им. Он оставил очаровательную и умную жену, которую любил, и женился на самодовольной дуре, потому что она — богата, а ее брат — влиятельная фигура в журналистском мире.

Как теперь поступит Четвертый, столь многим пожертвовавший ради карьеры?

…Женщина (М. Терехова) открывает двери на звонок. Входит, — нет, почти врывается, даже не глядя на нее, — Радист. Вдруг обняла, вдруг — оттолкнула. Это Она, которую Он любил и бросил.

— Зачем ты пришел?

— А к кому же придти? Ведь ты обещала, что если будет очень нужно…

— Но прошло пять лет!

Симонов не любит слишком длинных временных расстояний. Пять лет — это срок, за который можно еще не забыть, но какое-то время все-таки прошло.

Высоцкий в этой сцене играет очень искреннего человека, доверчивого ребенка с цельной натурой. В страшном волнении бывший Радист меряет пространство квартиры крупными, слишком быстрыми шагами. Он так скручен возникшими вдруг проблемами, что даже не глядит на ту, за которую сейчас уцепился, как за якорь спасения. Полное самоуглубление, прерываемое воспоминаниями, догадками, вопросами, опасениями.

Она осуждает его за многое. И не верит теперь даже в то мужское и храброе, что происходило с Четвертым когда-то на самом деле — в побег из лагеря! Впрочем, и не надо верить: побегом Радист прежде всего спасал свою жизнь. А вот чем он руководствовался, когда предложил себя Четвертым?! В этом он весь, сотканный из противоречий.

…«Женщина, которую Он любил», — ее зовут Кэтрин, — выходит из комнаты — надо приготовить ему ужин. Драматург «организовывает» ее выход для суда над Четвертым. Тот вызывает своих товарищей, погибших тогда, в роковой день побега. Они должны рассудить его с собственной совестью. Это, и почти все дальнейшее авторы показывают в ретроспективных кадрах. Следует подробный допрос бывшего Радиста, в ходе которого на экране показываются основные вехи его жизни.

…Вот к нему в редакцию приходит Бетси Говард. Они еще не женаты, но она та женщина, ради которой он оставит Кэтрин. Татьяна Васильева обольстительна, очень нарядна. Нарядна даже кожа на ее лице. Белая, с легким румянцем, она сверкает, словно некая круглая, большая драгоценность. Бетси извивается, капризно, нарочито растягивает слова и требует от него развода для Кэтрин и поцелуя для себя. Снуют люди. Это двое становятся рядом.

— Рядом, — говорит Ганевская, — но он стоит на возвышении: Васильева слишком высока ростом, чтобы Высоцкий смог стать с ней рядом, не применив никаких ухищрений. Я сделала ему котурны, чтобы он гляделся много выше. Но он ими не воспользовался. Что он чувствовал, глядя на эти котурны, я не знаю. Он никак не отреагировал, просто пренебрег. Интересно было вот что: роскошная, очень молодая женщина — и рядом мужчина, не блещущий ни юностью, ни здоровьем, ни красотой в общепринятом понимании. Если отвлечься от того, что он — Высоцкий, то взгляду не на чем задержаться. Но, тем не менее, чем дольше смотришь, тем больше ощущаешь, что он-то может ее и не любить, а она — не может к нему не тянуться. Сплошное шаманство — Высоцкий! Родился человек с избыточным темпераментом и все к себе притягивает, — и вещи, и зрителей, и стихи, и женщин: такая вот штука!

Сцена «перетягивания» Бетси на свою сторону Четвертого, — очень естественная и заземленная. С ее стороны — будничные хитрости, — они стали ее оружием. Ему же — стыдно, неловко, совестно. Эти чувства у него еще не утрачены, и в какой-то мере пребудут с ним всегда. Он никак не решается произнести ложь — будто бы не любит больше Кэтрин. Высоцкий играет это как рубеж, границу, через которую он должен перешагнуть. Ему это трудно, мерзко, он испытывает отвращение к самому себе. Герой Высоцкого совершает насилие над собой, когда отвечает на деспотический вопрос Бетси: а сколько времени понадобилось ее сопернице для того, чтобы броситься ему на шею?