Экран и Владимир Высоцкий - [33]

— Что Вы можете рассказать о съемках в «Хозяине тайги?» Там Вы работали вместе с Высоцким, у обоих были главные роли.

— Меня пригласили на эту картину и, действительно, хоть роль и была главная, — я сниматься не хотела. Понимаете, — Грушеньки, «Братья Карамазовы», Достоевский, — и вдруг, — «Хозяин тайги», какая-то бабенка типа трактирщицы. Очень уговаривал Володя, долго уговаривал: «Да мы никогда вместе не снимались, к тому же тебе нужно сняться и в такой роли!», — «Да не хочу я, именно эту роль и не хочу, это не моя роль, это не мое дело!». — «Твоя, твоя. А ты кто, собственно, такая? Да ты простая, деревенская девчонка и есть, ну и сыграй эту Нюрку! Сможешь, сможешь!» Наконец, я решилась. Надо было отвлечься от черных мыслей, от одиночества после смерти Ивана Александровича. И мы все поехали в деревню Выезжий Лог, что в трехстах километрах от Красноярска. Там должны были происходить съемки. Да, это Володя «доканал» меня тогда, — он ведь заводной, одержимый.

Рабочий момент («Опасные гастроли»)

Сумел убедить, что мне надо переключиться, что я справлюсь с ролью.

— Каково было житье-бытье в Выезжем Логе?

— Ну, — Сибирь, природа, деревня, далеко от Москвы. Да, вот то, что это было далеко от Москвы, так далеко от цивилизации, от глаз людских, могло размагнитить многих, хоть, казалось бы, тут мог быть и отдых для души, отвлечение от «суеты городов», — кстати, из песни Высоцкого. Размагниченность, — значит, ничего не стоило и запить, тем, кто этому подвержен. Многие так и «отдыхали». Но не Володя. Он был тогда в каком-то ожесточении против пьянства. Он совсем не пил, даже когда хотелось согреться от холода, вечером, в дождь. Он стремился навсегда покончить с этим. И просто с возмущением ко всякой принимаемой кем-то рюмке водки относился, чем вызывал мое, в частности, глубокое восхищение, потому что я знала, сколько силы воли для этого надо было ему проявлять. И, — что было уже совсем забавно, — очень свирепел и налетал как ураган на тех, кто принимал «ее, проклятую»!

— Знаете, в «Хозяине тайги» кстати, есть такая сцена, в которой он ожесточенно пинает, сбрасывает в воду одного из членов бригады, просмотревшего по пьянке сильнейший залом деревьев на реке. Он как на врага смотрит на бутылку, читает с сарказмом этикетку: «Ах, особая, московская!» и — выливает содержимое в реку… Мне тогда показалось очень искренним и жизненно достоверным такое антиалкогольное ожесточение, но, оказывается, это было еще и фактом его биографии!

— Да, он в то время называл пьющих «эти алкоголики», убеждал очень всерьез, произносил, ну просто пламенные речи против алкоголизма. И прямо как врач-профессионал находил убедительные аргументы против возлияний. И так было в продолжении всего съемочного периода в нашем Выезжем Логе! Там он много писал. Написал свою знаменитую «Баньку». Я как-то прочитала воспоминания Золотухина о том, что якобы при нем происходил этот творческий процесс. Будто бы Высоцкий даже консультировался с ним по ночам о значении кое-каких местных, сибирских слов, будил его. Не зря Золотухин, в общем, сделал при этом существенную оговорку в рассказе, — как мол, скажу, так, мол, и было: свидетелей нету. На самом же деле Высоцкий впервые показал нам «Баньку», собрав всех нас в местном клубе. И Золотухина познакомил с этой песней вместе со всеми, он впервые тогда «Баньку» услышал, это было видно по его реакции.

— Высоцкий оказывал Вам творческую помощь в работе над ролью Нюрки в «Хозяине тайги»?

— Да, он мне помогал. Он прекрасно видел мое тяжелое сос-стояние духа и очень меня поддерживал. Во-первых, как уже сказала, это он сумел меня убедить в необходимости сниматься в этой роли. В искусстве я ему очень доверяла, он прекрасно поправлял текст сценария, который, конечно, желал лучшего. Да, он вмешивался и в построение роли, и я тогда уже убедилась в том, что он бы мог прекрасно ставить фильмы, как режиссер.

Потом у меня в связи с этим фильмом произошел забавный разговор с тогдашним Председателем Госкино Романовым. Пришел день, — почти всегда неизбежный, — когда мы, наконец, сдавали наш фильм. В одном из залов Комитета смотрели «Хозяина тайги», а в эталонном зале — показывали «Братьев Карамазовых». Я, в вечернем платье, торжественная, — между двух фильмов! — стояла в фойе. Там подошел ко мне Романов и сказал:

— Какая прекрасная роль, как Вы ее сыграли! Я хочу Вас с ней поздравить, я просто потрясен!

— Да, — отвечаю, — Алексей Владимирович, это же «Карамазовы», Достоевский…

— Нет, я о Нюрке из «Хозяина тайги»…

Потом я редко видела Володю. В 1976 году, помню, он часто нам с Олегом звонил, — я в 1976 году вышла замуж за Олега Александровича Стриженова, — все рвался подарить какую-то новую, необыкновенную пластинку Олегу Александровичу. Но это откладывалось.

Последняя встреча произошла в 1979 году, на аэродроме в Шереметьево. Я встречала Олега из Германии, а он — Марину из Франции. Промчался мимо меня, как метеор, не заметил, даже толкнул чуть-чуть. Пробежал было мимо, потом понял, что это я, приостановился: «Ой, Линка!». Увидев выходящего Олега, поцеловался с ним, снова вспомнил о давно предназначавшейся ему пластинке и — помчался дальше. Для него нигде не существовало преград, он ведь не был обыкновенным смертным. И — его пустили — прямо на летное поле! — встретить Марину. Да, может быть, у него и было много женщин, романов, были жены, но легенда оставит только ее имя, как любимое, как самое важное для него. Да и для нас — тоже.