Экран и Владимир Высоцкий - [32]
Я долго посещала знаменитую компанию Левона Кочаряна, Утевского, Кохановского и других, — там было много интересных людей. Но потом и компания распалась, и я за Ивана Александровича Пырьева замуж вышла. И о Высоцком я несколько лет ничего не слышала. Конечно, какие-то наши актерские, кинематографические новости о нем не могли не «просочиться», но я выключилась из всего, что не касалось Ивана Александровича, фильмов, съемок, нашего с ним дома. Тем более, что Иван Александрович побаливал, и я старалась уделить ему наибольшее время и внимание.
Осенью 1967 года в Москве гастролировал театр Товстоногова, и мы с Иваном Александровичем были на одном из спектаклей. А после — заехали на часок в гости к знакомым. Там ставили пластинки. Я услышала: «Ну, и дела же с этой Нинкою…». Голос певца показался мне знакомым, текст, — выразительным, своеобразным, — особенно для того времени. Я спросила, — «Кто это?» Хозяева поразились: «Как, ты не знаешь?! Это ведь Владимир Высоцкий, это номер один, талант, знаменитость!»
Когда не стало Ивана Александровича, ко мне в дом зачастила добрейшая женщина, актриса из театра Вахтангова Варвара Александровна Попова. Она меня поддерживала, во многом помогала мне. Приходил и Володя по старой памяти Трифоновки и Кочаря-новской компании, — вообще, — по старой дружбе. Он все перебирал струны гитары и пытался петь для Поповой: «Варвара Александровна, Варвара Александровна, я Вам спою!». Но она, любительница классики, Большого театра и бельканто, при первых же звуках любой Володиной песни приходила в шоковое состояние. Что говорить, — Володя — не бельканто, но никогда на чужой стиль и не претендовал. У него была своя, совсем особенная стезя.
Однажды наступил день, когда я уезжала в Ленинград, на премьеру в Доме кино фильма «Братья Карамазовы». В квартире моей я оставила Володю Высоцкого и Игоря Кохановского, не боясь никаких нежелательных последствий, а даже радуясь тому, что в квартире кто-то поживет в мое отсутствие. Когда я вернулась, — очень скоро! — в Москву, я не поняла, в чей же дом я попала, — такой вид имело мое жилище. Володя отчаянно извинялся, показывал стихи, которые мне посвятил, пока я была в краткой отлучке, но я молчала и только руками отмахивалась. Потом он ушел, и я принялась за уборку. Выбросила массу бутылок из-под шампанского, кучи окурков, подмела пол, помыла пепельницы. Увидела и стихи, посвященные мне и лежащие возле телефона. Но я так была на Володю сердита, что изорвала листок в мелкие клочья. Увы, — сделанного не воротишь. Через много лет я как-то приводила в порядок свои бумаги, складывала в разные ящики документы: по темам. И вдруг, разбирая содержимое шкатулки, увидела старый пригласительный билет, а на нем, — написанные Володиной рукой стихи, посвященные, — … нет, не мне, а Марине Влади. До сих пор не знаю, как с ними поступить…
Да, — пока я была в Ленинграде, а Володя у меня в квартире, он не только «забавлялся» шампанским. И не только писал стихи. Счета, которые я вынуждена была оплатить за его телефонные разговоры с Парижем, достигли сотни рублей. Сейчас это смотрится небольшой суммой, но в те времена это было очень существенно, можно было купить, например, две пары лучших импортных туфель. И вот, когда мы снимались с Высоцким в Одессе на «Опасных гастролях», к нему приехала Марина. Подкатила на «Волге». Володя тотчас увидел ее, подлетел к ней, затем последовал долгий-долгий поцелуй, как иной раз бывает в фильмах. Одесситы, окружившие их, были в полнейшем восторге: «Ой, вы посмотрите сюда, это же Марина Влади!». Поселилась наша романтическая пара не в гостинице, а на даче, — или у Говорухина, или у Юнгвальд-Хилькевича. И вот когда они, после недавней встречи, сидя на скамейке, радостно ворковали о чем-то своем, я торжественно подошла к ним с пачкой телефонных счетов и произнесла: «А за любовь надо платить, ребята!». Марина тотчас отреагировала: «Конечно, конечно».
Фрагмент из стихотворения Владимира Высоцкого, посвященный Марине Влади. Подлинник хранится у Лионеллы Пырьевой. Публикуется впервые.
В воспоминаниях Марины («Прерванный полет») написано, что они разговаривали часами, что он ей и новые песни пел по телефону из Москвы. Но тогда существовала знаменитая их телефонная барышня, которая соединяла их бесплатно. А по телефону из моей квартиры в Париж шла одна-единственная фраза: «Марина, я тебя люблю, Марина, я тебя люблю…» Эта фраза повторялась беспрерывно, как позывные…
— Лионелла Ивановна, — каким партнером был для Вас Высоцкий?
— Прекрасным. Всегда очень внимателен и добр, заботлив. В кадре, в сцене не выпячивал себя. Наоборот, старался, чтобы выгоднее выглядел партнер. Может быть, потому что знал, что он и так и эдак — все равно Владимир Высоцкий. Но, все-таки нет, нет, это он по природной доброте своей всегда стремился помочь партнеру, человеку.
Вообще мы с ним снимались мирно, дружно. Однажды, правда, я огорчила его на съемках в «Опасных гастролях». Я была очень нарядной в одной из сцен, на высоких каблуках, в огромной шляпе с мощно поднятыми страусовыми перьями, — по моде 20-х годов. Он попросил: «Сними каблуки!». Я ответила: «Как?! Что это будет за туалет, что за вид будет у меня?!»». Он предложил второй вариант: «Тогда сними эти перья! Такую высокую прическу себе устроила!» Но я снова отказалась: и перья со шпяпы не стала снимать. Что делать? — он попросил меня немного изогнуться вбок, чтобы я все-таки смотрелась ниже ростом. И я — припала на одну ногу… Так нас и сняли.
