Экран и Владимир Высоцкий - [23]

При всей неординарности — отрицательного плана, — Рябой — самый обычный мещанин, который мог бы считать себя счастливым в уютном жилище, рядом с Нюркой. Рябой — вор не по призванию, а, повидимому, по бывшим обстоятельствам, по бывшей среде, по «стажу» в этих условиях. Теперь бы он хотел именно этого, мещанского счастья, занавесочно-тюлевого уюта — с Нюркой и на покое, вне прежней биографии. Высоцкий дает это понять.

Чего же не хватает в этом образе? Что делает его все-таки несовершенным? Отсутствие взрыва, открытого отчаяния. Ведь Рябой потерпел двойное фиаско, а был, казалось, близок к осуществлению своих желаний. На стыке таких ощущений, — тем более, что склонность воров к истерикам общеизвестна, — Рябой не может оставаться тихим, неслышным, осторожным. Правда, в сцене с Носковым Рябой взрывается. Но этот взрыв последовал как реакция на одноплановую, «местного значения» ситуацию типа «вор у вора дубинку украл». А для завершения экранной судьбы Рябого, как окончательная его характеристика, нужно было играть не только возмущение подлым поступком Носкова, но и сильнейшую реакцию на крах собственной жизни. Этого не произошло. Обвинять актера? Сегодня трудно определить степень участия режиссера, сценариста, актера, хоть зачастую Высоцкий вмешивался в работу и сценариста и постановщика.

Для «Хозяина тайги» Высоцкий написал песни и сам их исполнил. Одна из них, «На реке ль, на озере» — поразительна по точной привязанности ее к Рябому:

На реке ль, на озере ль

Работал на бульдозере,

Весь в комбинезоне и в пыли.

Вкалывал я до зари,

Считал, что черви козыри,

Из грунта выколачивал рубли.

А вторая песня прозвучала несколько неожиданно. Она была посвящена Марине Влади, причем в острый период ожидания ее приезда в Москву, когда Высоцкий был еще в полной неуверенности — любит ли его Колдунья, полюбит ли? Отношения тех дней между Высоцким и его будущей женой можно охарактеризовать очень кратко. Влади: «…все это очень хорошо, но я-то в тебя не влюблена!» Высоцкий (из упомянутой песни): «Ведь поможешь ты мне, Господи, не дозволишь жизнь скомкати…».

И вот авторы фильма, — или сам Высоцкий? — решили, что эта песня должна характеризовать силу любви Рябого к Нюрке. На фоне тайги, ее огромных просторов вдруг загремел — за кадром — голос Высоцкого:

Не сравнил бы я любую с тобой,

Хоть казни меня, расстреливай,

Посмотри, как я любуюсь тобой,

Как Мадонной Рафаэлевой…

Манера выражения чувства в первых двух строчках вполне могла бы принадлежать Рябому, но что касается Мадонны Рафаэля, — то знал ли что-нибудь о ней Иван Рябой? Выручают такое «соседство» Рябого с Мадонной: во-первых, характер исполнения песни Высоцким, — суровый, грозный, как бы судьбинный для его героя, а во-вторых, — песня звучит за кадром и может быть воспринята как тема состояния души влюбленного. В кадре сочетание этого героя Высоцкого с такой романтической, красивой песней было бы просто немыслимо.

В этой же киноэкспедиции Высоцкий написал и свою знаменитую «Баньку»:

Протопи ты мне баньку, хозяюшка,

Раскалю я себя, распалю…

В ней имя Марины Влади упоминается уже конкретно:

А на левой груди профиль Сталина,

А на правой Маринка анфас…

Песня произвела огромное впечатление на Станислава Говорухина. Кто-то из друзей Высоцкого, выслушав «Баньку», даже сказал: «Гениальная песня! А знаешь ли ты, что все остальное, что ты до сих пор написал — по сравнению с «Банькой» — детские игрушки?!» Последнее восклицание было все-таки преувеличением «Баньки» и недооценкой многих, уже прекрасных песен Высоцкого.

К 1968-му году слава Высоцкого достигла широчайшего размаха. Его называли выразителем, — а часто и властителем дум, — современного ему поколения. Сегодня можно сделать поправку: и не только современного. Прошло долгих двенадцать лет как нет с нами Высоцкого, а он до сих пор для нас — и живой и современный.

Признание народа было полным, и многие режиссеры стремились пригласить Высоцкого в свои киногруппы. Теперь уже не только ради песен, — он рос и усложнялся как драматический актер с каждой новой работой.

А на другом полюсе — в официальных кругах — сформировалась устойчивая точка зрения, легко выражаемая классическим «не пущать» [10]: слишком уже ярко и образно обнажал Высоцкий наши болевые точки, в то время как задачей начальства было обратным: затушевывать их. Так многие роли пропали для Высоцкого. Пропали они и для кинематографа!

Но были работы, которые кино- и теленачальство с удовольствием разрешало актеру: так называемые отрицательные роли. Такое рассуждение им казалось логичным и даже «перспективным» для падения популярности Высоцкого: ведь многие зрители обычно склонны отождествлять актеров с их героями.

Но с Высоцким у зрителей большей частью получалось «все наоборот»: он заставлял сочувствовать и отрицательным своим героям!

Таким примером служит образ белогвардейского поручика Брусенцова в фильме Евгения Карелова «Служили два товарища».

В 60-е годы историки, в основном, были далеки от мысли драматизировать белое движение, думать о его героике, которая тоже не могла не иметь места. Белую гвардию трактовали как явление отрицательное.