Экономика каменного века - [58]
Мэри Дуглас вывела то же правило, но наоборот — как теорию поражения власти — в своей основной монографии о леле района Касаи. Она сразу же отмечает экономические следствия: «Те, кому так или иначе приходилось иметь дело с леле, должны были заметить, что у них нет никого, кто мог бы давать распоряжения с обоснованной надеждой на повиновение... Недостаток авторитета имеет там давнюю историю, что и объясняет их нищету» (Douglas, 1963, р. 1). Мы уже сталкивались ранее с данным негативным эффектом, особенно в отношении недоиспользования жизненно важных ресурсов. Как выяснил Карнейро при изучении куикуру— а Изиковиц развивает сходную идею, исходя из данных по ламет, — проблема заключается в соотношении, с одной стороны, хронической тенденции к разделению и дисперсии общин и, с другой стороны, уровня развития политического контроля, который мог бы корректировать эту неустойчивость общинного состава и воздействовать на динамику экономики так, чтобы она более адекватно соответствовала
Са'а — одна из этнических общностей меланезийцев Соломоновых о-вов. Вогео — этническая общность меланезийцев Соломоновых о-вов.
техническим возможностям общества.
Этот аспект политической экономии примитивного общества я рассматриваю лишь кратко и схематично.
Все зависит от политического противодействия центробежной тенденции, склонность к которой присуща ДСП. Говоря иначе, степень приближения к производственным возможностям (при прочих равных факторах), достигаемая тем или иным обществом, является результатом наложения двух противоположных политических принципов: с одной стороны, центробежная дисперсия, присущая ДСП, ставшая уже рефлекторным механизмом поддержания мира; с другой стороны, согласие, которое может быть обеспечено стоящими над семейной общиной институтами иерархии и объединения, — институтами, успех которых скорее всего может быть непосредственно измерен концентрацией населения. Конечно, здесь дело не только в племенных институтах власти и не только в их вмешательстве, противодействующем примитивному рефлексу раскола. То, насколько насыщен район населением, зависит также от взаимоотношений между общинами — взаимоотношений, которые, вероятно, поддерживаются в равной мере благодаря как бракам и линиджам, так и институтам власти. Мне здесь важно по меньшей мере обозначить problématique: каждой политической организации присущ свой коэффициент плотности населения и, таким образом, если присовокупить экологические условия, присуща своя детерминанта интенсивности использования земли.
Второй аспект этой общей проблемы, влияние политики натруддомохозяйств.я обсуждаю подробнее. Отчасти потому, что в этом случае доступны более подробные этнографические данные. Можно даже выделить по отдельности определенные формальные черты структуры власти, которые по- разному сказываются на продуктивности домохозяйства, и, таким образом, получить надежду проанализировать их в виде профиля социальной интенсивности. Однако прежде чем совершить эти полеты в сферу типологий, мы должны рассмотреть средства, с помощью которых структура и идеология власти реализуют себя в производстве примитивных обществ.
Воздействие политической системы на домашнее производство не лишено сходства с воздействием системы родства. И далее, организация власти не отделена от организации родства, а ее экономическое влияние наилучшим образом может быть понято как радикализованная функция родства. Даже многие крупнейшие африканские и все полинезийские вожди не были изъяты из системы родственных связей, что облегчает понимание экономики их политических деяний — так же, как и политику их экономики. Поэтому я намеренно исключаю из данного обсуждения подлинных монархов и государства и говорю лишь о тех обществах, где родство выполняет функцию монарха, а «монарх» — это просто старший родственник. В основном нам придется иметь дело с «вождями», в точности соответствующими этому названию. А организация вождей — это политическая специализация в организации родства, родство же — это обычно родственная специализация в политической организации. Более того, что справедливо для наиболее развитой формы лидерства, вождеской организации, то a plus forte raison справедливо и для племенных лидеров всех видов: они занимают свои позиции и внутри сети родства, и над нею. И насколько это верно с точки зрения структуры, настолько же верно и с точки зрения идеологии: на практике экономическая роль лидера — это только специализация морали родства. Здесь лидерство выступает как высшая форма родства и, следовательно, высшая форма реципрокности и щедрости. Это бесконечно отражается в этнографических описаниях любых регионов примитивного мира, даже вплоть до тяжелых дилемм, порожденных обязанностью вождя быть щедрым:
Вождь [намбиквара ] должен не просто делать все хорошо — он должен стараться делать все лучше остальных, и этого ожидает от него группа. Каким же образом вождь удовлетворяет этим требованиям? Первое и самое главное орудие его власти — щедрость. У большинства примитивных народов, особенно в Америке, щедрость является центральным атрибутом власти. Она играет определенную роль даже в тех рудиментарных культурах, где представление о собственности ограничивается переносным набором грубо изготовленных предметов. Хотя вождь, с материальной точки зрения, казалось бы, не находится в привилегированном положении, ему приходится распоряжаться избыточным количеством пищи, орудий, оружия и украшений, которые, будучи пустячными сами по себе, все же значительны на фоне царя щей бедности. Когда индивид, семья или вся группа чего-то желает или нуждается в чем-то, им необходимо обращаться к вождю. Поэтому, когда появляется новый вождь, щедрость — одно из первейших качеств, от него ожидаемых. Это клавиша, которую будут нажимать практически непрерывно. И по качеству, возможному диссонансу и прочим особенностям получившегося звука вождь будет судить о своей репутации в группе. В основном все это делают его «подчиненные»... Вож/у) были моими лучшими информаторами, и, зная сложность их положения, я старался довольно обильно их награждать. Но тем не менее редко какой-либо из моих подарков оставался у них более одного-двух дней. И когда я собирался в дальнейший путь после нескольких недель, прожитых в какой-то конкретной группе, ее члены были обогащены такими приобретениями, как топоры, ножи, раковины и прочие имевшиеся у меня в запасе предметы. Вождь же, напротив, оставался в общем таким же бедным, каким был в момент моего приезда. Его доля, которая изначально была намного больше средней, оказывалась целиком у него экспроприированной (Levi-Strauss, 1961, р. 304).
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.