Экономика каменного века - [55]
Десцентные группы — линиджи, кланы и т. п.
Систем родства — выраженная в специальных наименованиях (терминах родства, номенклатурах родства) совокупность принципов группировки родственников, сложившаяся в каждом конкретном обществе. Точкой отсчета в любой системе родства является индивид — это, т. е. системы родства всегда эгоцентричны. Системы родства чрезвычайно многообразны; многочисленны также и их научные классификации и типологии. Подробнее см.: М. В. Крюков. Системы родства китайцев. М„ 1972; Алгебра родства. Вып. I. Под ред. В. А. Попова. М., 1995. Гавайская система родства (лучше всего изучена на о-вах Полинезии) строится по так называемому генерационному принципу, при котором терминологически дифференцируются только группы родственников, относящихся к разным поколениям. Различия между прямыми и боковыми линиями родства, между отцовской и материнской сторонами родства игнорируются. Т. е., в поколении эго все родственники будут именоваться (условно) «братьями» и «сестрами», независимо от степени кровного родства и безотносительно к тому, кто является их прародителями в старших поколениях; в поколении отца и матери все будут (условно) «отцами» и «матерями». В поколении детей — «сыновьями» и «дочерьми». Таким образом, одни и те же категории родства распространяются на весьма широкий круг людей, дскимосская система родства в основных чертах сходна с нашей. См. также примеч. к с. 184.
только недоиспользованию в домохозяйстве трудовых ресурсов, но и коллективному недоиспользованию территории. Система родства устанавливает общественный порядок, с большим или меньшим эффектом противодействующий заложенной в ДСП тенденции к дисперсии; соответственно этому происходит концентрация домохозяйств и использования ресурсов. Жители Фиджи, для которых, как мы уже видели, неродственник является чужаком и, следовательно, потенциальным врагом и жертвой, словосочетание быть знакомым (veikiali) понимают также как быть в родстве (veiweikani), а для понятия мирное сосуществование у них обычно используется словосочетание жить как родственники (tiko vakaveiweikani). Вот один из нескольких примитивных вариантов такого согласия, которого не хватает в ДСП, своего рода modus vivendi, где средства труда и производства остаются сегментированными и необъединенными. Но, опять же, разные системы родства, различаясь по силам привлечения людей друг к другу, должны в различной степени обеспечивать пространственную концентрацию. Они с той или иной степенью успеха преодолевают фрагментарность домашнего производства, а соответственно и определяют возможности освоения территории и ее эксплуатации.
В то же время родственная солидарность не может быть недифференцированной при исконно заложенной в домашнем способе производства раздробленности. Даже гавайское родство только формально охватывает родственной близостью социальный универсум. На практике оно постоянно учитывает не фиксируемые терминологией различия в социальной дистанции. Домохозяйство никогда полностью не поглощается более широким сообществом, и домашние связи никогда не бывают свободны от конфронтации с более широкими родственными отношениями. Это постоянное противоречие, присущее примитивному обществу и его экономике. Но это противоречие не очевидно. Обычно оно затемняется чувством общности, распространяющимся на весьма отдаленные степени родства, чувством, мистифицированным не подлежащей критике идеологией реципрокности, и, сверх всего прочего, скрывается за перенесением принципа социальной солидарности с семьи на более крупные сообщества, за видимой гармонией организации, при которой линидж может показаться сильно разросшимся домохозяйством, а вождь — отцом своего народа. Вскрытие этого противоречия при нормальном течении жизни примитивного общества требует, таким образом, сознательного этнографического усилия. Кризис, cn'se revelatn'ce , наступает только случайно и обнажает структурную оппозицию так, что ее нельзя не распознать. При отсутствии же такого редкого шанса — или возможности тщательно ознакомиться с нюансами реципрокности (см. главу 5) — остается обратиться к занятным этнографическим курьезам вроде пословиц, скрытое глубокомыслие которых в форме парадоксов дает толкование тому, что иначе может показаться широко простершейся дружественностью.
Так, те же бемба, которые определяют родственника как «того, кону ты даешь пищу», определяют колдунью как ту, что «приходит к тебе в дом, садится и говорит: „я полагаю, ты скоро будешь готовить. У тебя сегодня есть такой добрый кусок мяса..." или „я полагаю, сегодня вечером пиво будет
готово" или что-то в этом роде» (Richards, 1961, р. 202). Ричарде сообщает, что домохозяйки бемба во избежание необходимости угощать используют следующие хитрости: перед приходом в гости старшего родственника заблаговременно прячут пиво, а потом встречают гостя со словами: «Увы, сэр, мы несчастные бедняки. У нас нечего есть» (там же).[72]
У маори конфликт между интересами домохозяйства и более широкими интересами стал ходячей притчей во языцех — «открытым противостоянием», по словам Ферса. Ферс в одной из своих ранних статей, посвященной пословицам и поговоркам маори, писал о «прямых противоречиях между поговорками, которые проповедуют и гостеприимство и полную его противоположность, и щедрость и ее отсутствие» (Firth, 1926, р. 252). С одной стороны, гостеприимство «было в ряду высших добродетелей коренных жителей... эту добродетель вдалбливали во всех, она вызывала наибольшее одобрение. На практике от нее в значительной степени зависели репутация и престиж» (там же, р. 247). Однако Ферс столь же быстро подметил и целый набор популярных изречений противоположного содержания. Имелись пословицы и поговорки, в которых говорилось, что блюсти собственные интересы предпочтительнее, чем заботиться о других, придерживать пищу лучше, чем распределять ее между другими. «Мясо остается твоим, пока оно сырое». Далее следует добавление: «Приготовленное, оно достается другому».
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.