Экономика каменного века - [278]

Нуэры — См. цитаты в тексте этой главы: «Родственники-мужчины должны помогать друг другу, и если у одного есть в избытке что-то хорошее, он должен поделиться с соседями. Соответственно, ни у одного нуэра никогда не было накоплений» (Evans-Pritchard, 1940, р. 183). Характерна Генерализованная реципрокность между имущими и неимущими, особенно между близкими родственниками и соседями — в скученных поселениях и в засушливые сезоны, а также в периоды общей нехватки пищи (pp. 21, 25, 84­85, 90-92; 1951, p. 132; Howell. 1954, pp. 16,185-186).

ш

* Таннер был женат на индеанке.

'" Включившись в жизнь индейцев, Таннер был как бы адаптирован в их родственную систему 1 приобрел весь тот набор родственных связей, которым должен обладать настоящий индеец.

кономика каменного века

С.3.2 Куикуру (верхи. Ксигну) — Контраст между тем, как обращаются с урожаем главной куль туры — маниока, — с одной стороны, и с урожаем маиса, с другой, может служить поучи тельной иллюстрацией соотношения между дележом и имеющимися в распоряжении да ющих запасами. Домохозяйства куикуру в основном самодостаточны; они редко делятся друг с другом, особенно маниокой, которая выращивается с легкостью и в избытке. Ни маис во время пребывания Карнейро у куикуру выращивали только пятеро человек в де ревне, и их урожай делился на все сообщество (Carneiro, 1957, р. 162).

С.3.3 Чукчи — Вопреки тому, что у антропологов они имеют противоположную репутацию, в действительности чукчи удивительно щедры «со всяким, кто попал в беду» (Bogoras, 1904-09, р. 47). Сюда относятся и чужаки, такие, как бедные семьи ламутов*, получавших пропитание от соседних богатых чукчей бесплатно, а также голодающие русские поселенцы, для которых чукчи забивали оленей за малую плату или даром (р. 47). Во время ежегодного осен­него забоя оленей около третьей части мяса выделялось гостям, которые не должны были ничего давать взамен, особенно если были бедны; однако чукчи соседствующих стойбищ могли в таких случаях обмениваться забитыми животными (р. 375). При серьезных напастях, резко снижавших поголовье оленей, соседние стойбища — не обязательно родственники — могли оказывать помощь (р. 628). Табак высоко ценится у чукчей, но не экономится, когда его мало; «...табак для последней трубки делится между курильщиками или же трубка пускается по кругу» (pp. 549, 615 и след., 624, 636-638).

С.3.4 Калифорния и Орегон — «Богатый человек» Толова-Тутутни был, как мы уже отмечали, источником помощи для своих людей (Drucker, 1937). Более бедные люди зависели от щедрости более богатых. «В деревенской общине преуспевающий делился пищей с непреуспевающим» (DuBois, 1936, р. 51). Кребер пишет, что у юрок пища иногда продавалась, «хотя ни один достаточно обеспеченный человек не опускался до подобной практики» (КгоеЬег, 1925, р. 40), имея склонность скорее к генерализованному, нежели к сбалансированному обмену. Кребер также отмечает, что небольшие подарки у юрок обычно реци-процировались, так как «дарить, считали они, — это роскошь богатых» (р. 42, ср. р. 34 о щедром разделе рыбы удачливыми рыболовами). Мясо, рыба и тому подобное, добытое в большом количестве семьями патвин, шли деревенскому вождю для распределения среди нуждающихся семей; более того, неимущая семья могла потребовать пищу у удачливых соседей (МсКегп, 1922, р. 245).

С.3. Океания — Комплекс меланезийского бигмена, где бы он ни существовал,

5 свидетельствует о преобладании генерализованной реципрокности в обмене между людьми, в разной степени состоятельными.

То представление о таитянской щедрости, которое дает описание миссионеров с корабля Дафф, особенно представление о принципе richesse oblige[86][87], возможно, слишком хорошо, чтобы быть правдой, во всяком случае слишком хорошо, чтобы быть аналитически адекватным: «Все дружелюбны и щедры, даже безгранично; они едва ли в чем-то откажут друг другу, если просьбы настойчивы. Подарки они дарят с легкостью, даже очень дорогие. Бедность никогда не делает человека презираемым; но быть пресыщенным и завистливым — величайший стыд, и это заслуживает порицания. Если человек проявляет признаки неисправимой жадности и отказывается поделиться с кем-то при необходимости, его соседи

скоро уничтожат все, чем он владеет, и поставят его на один уровень с беднейшими, едва ли оставив ему крышу над головой. Они скорее отдадут последнюю рубашку, чем позволят называть себя пире-пире, или „скупой"» (Duff Missionaries, 1799, р. 334).

Ферс описывает дележ у маори в пользу нуждающихся более умеренно: «Во времена трудностей с продовольствием... люди, как правило, не удерживают для себя продуктов своего труда, а делят их среди Других жителей деревни» (Firth, 1959a, р. 162). Для новозеландских лесов так же верно, как и для суданских саванн, то, что «Голод или нехватка самого необходимого в одной семье были невозможны, пока другие семьи в деревне имели пищу в достатке» (р. 290).

Интересный вариант реакции на общую скудость представляет возделывание резервных участков земли, организовавшееся властями для общего блага на бедных пищей полинезийских атоллах: урожаем с этих участков общинники периодически пользовались совместно (напр., Beaglehole, E. and P., 1938; Hogbin, 1934; MacGregor, 1937). Однако повторное изучение тикопиа Ферсом и Спиллиусом дает, возможно, наиболее содержательный и репрезентативный отчет о реакциях примитивного общества на продолжительный и острый недостаток пищи. Реакции зашли далеко: в то время как широкое перераспределение пищи не получило развития, воровство, а также ограничение дележа рамками домохозяйства — получили. Такие реакции — увеличение негативной реципрокности и уменьшение сектора генерализованного обмена — видимо, прогрессировали, усиливаясь по мере углубления кризиса. Нам трудно судить об адекватности анализа Ферса и Спиллиуса, но, по крайней мере, полезно процитировать некоторые замечания Ферса, суммирующие наблюдения о поведении при обмене во время голода: «В общем, можно сказать... что, в то время как нравы под натиском голода падали, манеры выстаивали. В периоды самого острого дефицита пищи сохранялись традиционные способы подавать еду... Но хотя по форме весь этикет гостеприимства продолжал соблюдаться в течение всего голодного периода, по сути обычаи в корне изменились. Фактически, с гостями пе­рестали делиться пищей. Более того, приготовив еду, ее... прятали — иногда даже запирали в ящике... И это проявлялось даже по отношению к родственникам, хотя и не в той же мере, как по отношению к тем, на кого распространялись общие правила гостеприимства. С родными, являвшимися в дом, обходились так же, как с обычными гостями;