Экономические провалы - [96]
Зачем же это наши пареньки дали себя исказить нашивкою на фуражке английских букв? Не надо их винить: они люди подневольные, всю жизнь маются в нужде. Приходят из деревни ведь не с деньгами, а для заработка, и, разумеется, приходят в чем попало, рады-радехоньки всякой одеже, лишь бы прикрылось бедное тело. Заработанную копейку надо беречь в подати, да в оброки, а то паспорта не дадут. Сиди дома да объедай свою семью с попреком от всех.
- А что же не спросим, зачем прежде подмазки все стучат?
Наконец узнали из расспросов, что надо сперва станки под вагонами осмотреть: нет ли пленок, нет ли скважин, обнаруживающих надлом, - а потом уже и масла подливать; а без того сколько ни подливай масла, все не будет толку. Бойкие парни говорили, что при ударе молотком оказываются ослабевшие винты и такие гайки, на которых вся резьба уже стерлась; они хоть и делают вид, что держатся на месте, а ехать никак нельзя: может соскочить что-нибудь, и долго ли до несчастья! Оттого ведь и бывают большие беды - людей ранит и убивает.
Убежденные этими рассказами, мы рассудили не выказывать нетерпения и решили прекратить все вопросы о причине остановки. Но хоть и решили прекратить расспросы, а все же мучит желание узнать: скоро ли поедем? Ведь ужасно скучно не знать, отчего мы не двигаемся с места, да к тому же и сидим взаперти.
Опять начался разговор со смышлеными русскими молодцами.
— А какие еще бывают причины остановки поезда; что может еще обнаружиться от стучанья молотком?
— Да бывает и так, что у иных колес подшипники оказываются недействующими; прикипают к самой оси да и мешают вертеться: не только подмоги от них нет, а задерживают поезд, делаются тормозом.
— Как же это прикипают?
— Видишь, внутри подшипников выкладывается медью, а медь-то по времени стирается, тогда уже и не действуют. Это называется: вышла захмычка.
— Как же тогда едут?
— Для американцев это и не новость: они люди опытные, всегда имеют запасные вещи, новые с медью; сейчас же истертые вон, а другие наденут и поедут лучше прежнего. Поверьте, с новыми колесами всегда наверстаешь всякую остановку и потерю во времени.
Поехали, да как поехали после того, как не стало никакой захмычки, то есть как постучали молотком по всем колесам и переменили все истертое, просто поехали на славу! Так и подпрыгивало что-то такое в нас самих от удовольствия, которое мы ощутили от скорой и плавной езды.
* * *
Было шесть часов утра. Солнце начало всходить. Мы просыпались, оживленные его благотворными лучами. Вьюги нет, погода изменилась, туман рассеялся. Как раз очутились в Малой Вишере и стали пить ранний чай. Между Вишерой и Любанью крепко спали. Как сладок, покоен и укрепителен сон, когда солнце всходит и нет ни тумана ни захмычки! В Любани опять чай.
Какое славное питье кяхтинский чай! А поговаривали, что его не будет и мы должны будем пить хоть и китайский чай, но не кяхтинский, а кантонский, который станут привозить к нам морем через Ливерпуль. А будет ли этот Ливерпуль брать от нас за чай плисы, меха, сукна и проч., об этом ничего не поговаривали. Быть может, попризабыли о том, или думали, что для облегчения пересылки будем вывозить за чай монету. Мне кажется, просто Иванов, снившийся мне после Спирова, сказал бы, почесав затылок: да что же это такое? Тут уже дело и не в расчете, а в кровной обиде, вот в чем. Я пью чай по 10 раз в день, и это десять-то раз в день будет мне приходить на ум, что мы не умеем сами себе добыть чаю, и как будто какая-нибудь маленькая земелька, живем чужою милостью да и отдаем еще за это сибирское золото! Нет, это нашим ребятам не по нутру, больно зазорно!
Проехали и Любань. Выезжая оттуда, я объяснил всем дорогим гостям, что следующая станция, называемая Ушаки, окружена моей землей; тут стоит моя русская изба, и я прошу, подъезжая к станции, взглянуть в окна с левой стороны.
Подъезжаем к Ушакам. Вдруг поезд останавливается. Приходит кондуктор и объявляет, что здесь задержан товарный поезд и нам придется прождать часа два по той причине, что около Тосны съехал с рельсов другой товарный поезд и путь не очищен.
В один голос все спросили, а нет ли там, около Тосны, какого несчастья? И, слава Богу, получили в ответ, что все обстоит благополучно, что никто даже не ушибся.
- Спасибо поезду, съехавшему с рельсов. Выходит-то, что иногда и с рельсов можно съехать кстати.
Все вышли и отправились ко мне в дом, который от железной дороги саженях в ста. Сейчас же попались нам навстречу вольнонаемные крестьяне, ехавшие за песком санях на десяти. Все уселись в эти сани и приехали ко мне. Можете судить, как оживился дом, когда он наполнился гостями из трех вагонов - и какими гостями? Славными, чудными, дорогими!
В доме мы нашли готовым одно только тепло, но как никто никого не ждал, то, разумеется, ничего и не было приготовлено. Сразу поспел тот же вечно неизменный самовар с чаем, пока еще кяхтинским; отыскалась малороссийская горилка, причина грусти 30 великороссийских губерний, что они ее не имеют; своя наливка, настаивание коей сопряжено с особенным письменным делопроизводством; отварные грибы, разрешаемые собирать свободно в тех лесах, где еще нет устроенного хозяйства; хлеб из чистой ржи, явление неизвестное в западных губерниях; первая потребность всякого стола - соль, которую заимствуем мы из Англии, даже для Новгорода и Пскова, и прочее. Давайте все на стол!
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.