Экипаж. Лев. Лиссабонские любовники - [21]

Подавляя чувство неловкости, он уже начал было участвовать в общем разговоре, как на землю сел последний самолет. Из него вылез «доктор» и подбежал к собравшимся у ангаров офицерам. Его губы кривились от комической ярости. Приблизившись к ним, он воскликнул:

— Какое животное среди вас чуть было меня не подбило?

Никто не ответил, а Эрбийон едва не лишился чувств. Он уже не мог утешать себя даже тем, что спугнул противника; он стрелял в своего товарища.

Тем временем капитан, указывая на него и обращаясь ко всем, говорил:

— А наш Эрбийон — храбрец. Стычка была нешуточная, а он даже глазом не моргнул.

ГЛАВА V

Вечером, когда Мори по привычке после ужина пораньше ушел к себе в комнату, Тели собрал всех наблюдателей.

— Необходимо заменить экипаж Дешана — Живаля, — сказал он. — Вы, Ройар, Шаренсоль, Эрбийон — три сводных наблюдателя. Сержант Дюшен и капрал Бошо, как новые пилоты, еще не готовы. А вот Мори стоит бывалого волка. Кто хочет летать с ним? Сначала, разумеется, слово старикам.

Он посмотрел на Ройара в уверенности, что старый солдат не замедлит выразить желание, но тот ограничился тем, что дернул себя за ус, да так, что чуть его не выдрал. Тели удивленно перевел взгляд с его худого лица на других. На всех лицах он прочел одинаковое замешательство.

Марбо, с интересом наблюдавший сцену, пробормотал:

— Они не хотят, это ясно. У него вид неудачника.

Капитан яростно выругался, однако было слишком поздно. Толстяк лейтенант дал точную формулировку их инстинктивной неприязни, и Тели, которому была известна степень суеверия людей, ежедневно рискующих своей жизнью, понял, что ему непросто будет найти добровольца, который бы пожелал разделить с Мори его удачу. Тем не менее он все же попытался.

— Ты дурак, — холодно сказал он Марбо. — Мори такой же хороший пилот, как и я, мне бы хотелось обладать его спокойствием.

Ответа он не получил, и Жан почувствовал, что в сознании всех товарищей, да и в его собственном, пронеслись одни и те же мысли, жестокие, но непреодолимые: в первый же свой вылет Мори нарвался на неудачный бой, а попытавшийся догнать его Дешан погиб.

На фоне этого любые доводы выглядели бессильными, но никто не осмеливался в этом признаться.

— Мне бы хотелось парня помоложе, — пробормотал Ройар. — Девяносто лет на двоих — это многовато для такой развалюхи.

— А я пообещал Бошо, — сказал Шаренсоль, — мы с ним из одного полка.

Когда вошел Клод, он все еще продолжал говорить.

Как ни умел Тели владеть собой, он не удержался и подал товарищам знак. Тут и не такой чувствительный человек, как Мори, почувствовал бы, что стал причиной всеобщего замешательства. Он же физически ощутил удушье. Словно извиняясь, он торопливо пробормотал:

— Я забыл на столе свою книгу.

Он как-то неловко под обращенными к нему взглядами прошел по комнате и удалился, еще более сгорбленный и бледный, чем обычно.

Его появление не способствовало улучшению ситуации. Как можно связывать свою судьбу с человеком, само тело которого, казалось, притягивало к себе несчастье? Тели, тоже потрясенный, не знал, какой довод использовать, чтобы возобновить разговор.

Тогда Эрбийон решился. Появление Мори, для других просто подтвердившее их беспокойство, в молодом человеке оживило чувство уважения и жалости, которые он испытывал к Клоду. Его воображение слишком живо, чтобы он мог это вытерпеть, обрисовало ему тоску его друга, вновь жестоко исключенного из духовного братства, к которому он отчаянно стремился.

Разумеется, не с таким пилотом он мечтал участвовать в незабываемых боях. Однако его утреннее приключение напомнило ему о необходимости быть скромным, и, кроме того, не было ли это отличной возможностью проявить перед Тели храбрость, попросив для себя то, от чего отказались товарищи? Не в состоянии определить, что им движет в первую очередь — честолюбие или сострадание, — он заявил:

— Я войду в экипаж с Мори, господин капитан.

С этого момента Тели стал обращаться к Эрбийону на «ты».

Клод бросился навстречу вошедшему в его комнату Жану.

— Эта враждебность, это чувство неловкости все еще продолжаются?! — воскликнул он.

Эрбийон, засмеявшись, сказал:

— Чувство неловкости придет позже. А сейчас речь идет о том, чтобы прикончить ваше виски. Я становлюсь вашим бессменным пассажиром.

— Как? — пробормотал Клод, опешив.

— Очень просто, — ответил Эрбийон. — Мы с вами теперь — экипаж.

Слишком проницательные глаза всматривались в глаза молодого человека, и исполненным горечи голосом Мори спросил:

— Что, остальные предпочли отдать вас на мое попечение?

Затем, мягко и значительно, словно давая клятву, сказал:

— Они были правы.

Весна входила в свои права. При дрожащем воздухе и танцующем освещении Реймский собор с высоты казался более живым. Клод и стажер много летали.

Они вместе пережили предрассветные вылеты, когда дикий рев самолетов пробуждал новый день; возвращения в сумерках, когда, выключив двигатель, они медленно, вместе с последними лучами солнца опускались на землю; мирные дозорные вылеты, простые прогулки; сражения, когда одна и та же тревога, одна и та же надежда заставляла пульсировать кровь в висках. Они разделяли физические ощущения от резких ударов и радость от математической точности высшего пилотажа. Они научились синхронно чувствовать, не видя глазами, а лишь основываясь на интуиции, приближение противника. Не взирая на свирепые завывания вращающегося винта или ветра, заглушающих человеческий голос, они научились понимать друг друга с помощью знаков, и нередко Мори, повернувшись к товарищу, читал в его глазах ответ на собственные мысли.