Екатерина Великая (Том 2) - [6]
Впервые при императрице Екатерине Алексеевне указом от 22 августа 1767 года крепостному крестьянину запрещалось подавать жалобы на своих господ.
Указом от 17 января 1765 года помещику дозволялось отсылать людей на каторжные работы «на толикое время, на сколько он захочет, и брать их обратно, когда пожелает», причём суд «не мог даже спросить его о причине ссылки или исследовать дело».
Помещику было дано право ссылать своих дворовых людей и крестьян в Сибирь с зачётом в рекруты, требовать заключения на своём содержании в смирительный дом, не прописав причины, по которой он отправляет туда.
«Крепостные, – гласит указ, – составляют частную собственность их господ, от которых они вполне зависят».
Свободные крестьяне в Малороссии, на Юге России, в Донской области были переведены в крепостное состояние указом 1783 года.
По четвёртой ревизии 1782 года крепостное население империи равнялось семи миллионам, по пятой ревизии 1796 года крепостных крестьян уже насчитывалось девять миллионов.
Произвол, казнокрадство и взяточничество господствовали над жизнью страны. Лиц, которые не воровали и не брали взяток, рассматривали как «белых ворон» и «людей не в своём уме».
Генерал-губернаторы раздавали места своим родственникам, друзьям и карточным партнёрам. В Военной коллегии, по словам Державина, «за деньги производились не служащие малолетки и разночинцы в обер-офицеры и тем отнимали линию у достойных, заслуженных унтер-офицеров. Были лица, получившие чин майора и вовсе не бывшие ни разу на службе, даже не выезжая из межи своего села».
В гвардии и армии были такие злоупотребления, пишет Болотов, что «если бы их изобразить, то потомки наши не только бы стали удивляться, но едва ли бы в состоянии были поверить». «В полках в сборе была едва ли половина офицеров – остальные были распущены по домам, а из жалования отпущенных командиры скопляли себе великие экономические суммы». «Записывали в службу малолетних, грудных младенцев и даже не родившихся – им давали паспорта без имени, которое потом вписывали: ребятишек брали в выпуск капитанами». Все эти «жалованные за деньги» выходили или в отставку бригадирами, или «к штатским делам», или «в армию полковниками».
Когда генерал-лейтенант Пётр Иванович Боборыкин, не бравший взяток, вышел в отставку и преемнику своему сдал огромную сумму полковых экономических денег, которые без боязни мог оставить себе, то весть о таком удивительном поступке распространилась по всей столице и публика в театрах и общественных местах встречала его аплодисментами и приветственными криками.
Хотя чины присваивались и ордена жаловались именем императрицы, на самом деле их за деньги раздавали гражданские и военные чиновники, наживавшие на этом огромные состояния. Недаром именно в царствование Екатерины Второй вошла в моду пословица: «Справедливость без денег всегда спит».
В стране огромную силу получили откупщики, фактически содержавшие на свой счёт в губерниях всех, начиная от генерал-губернатора и кончая младшим писарем. Но они держали в руках и многих сенаторов, и даже генерал-прокурора, князя Вяземского.
Что касается правосудия, то, по словам князя Щербатова, судьи и сенаторы «не столь стали стараться, объясняя дело, учинить свои заключения на основании узаконений, как о том, чтобы, лихоимственно продавая правосудие, получить себе прибыток».
По мнению самой императрицы, все присутственные места работали очень скверно, что нужно было «приписать нерадивости первоприсутствующих и начальников, поздним их в суды и приказы приездам и невхождению самих их во всю точность дел, но препоручению всех оных секретарям и обер-секретарям».
Ко всему прочему, карточная игра стала всепоглощающей страстью дворянства. В одну ночь проигрывали целые деревни со всем их населением.
– Боже праведный! – воскликнул архиепископ Новгородский и Петербургский Гавриил во время проповеди в придворной церкви. – Представим сто или тысячу человек, которых счастье, имение, словом сказать, всё решит одна карта или которые, изливая пот через всё течение года, должны ожидать, чтобы сей труд оценён был счастьем минуты. Боже праведный! Сие есть цена добродетели и трудов? Сие ли есть Третий Рим цветущий!..
На престоле этого «Третьего цветущего Рима» сидела императрица, которая, ничем не смущаясь, писала собственной рукой в назидание потомству:
«Хочу общей цели сделать людей счастливыми, а не каприза, не странностей, не жестокостей».
«Хочу повиновения законам, а не рабов».
Она искренне плакала, вписывая в свой Наказ 520-й параграф: «Боже сохрани, чтобы после окончания сего законодательства был какой народ больше справедлив и следовательно больше процветающ на земле: намерение законов наших было бы не исполнено – несчастие, до которого я дожить не желаю».
И так же искренне плакали, слушая этот Наказ, дворяне – это были подлинно слёзы радости: после Ивана Грозного, рубившего «вековые родовые корни», после Петра Первого, хватавшегося за дубинку при виде бородатых боярских физиономий, после его дочери Елизаветы Петровны, сделавшей пастуха первым вельможей в государстве и своим сожителем и «тяготевшей к подлому народу», наконец-то они дождались императрицы, предоставлявшей им полную и неограниченную власть и свободу в государстве.
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
1705 год от Р.Х. Молодой царь Петр ведет войну, одевает бояр в европейскую одежду, бреет бороды, казнит стрельцов, повышает налоги, оделяет своих ставленников русскими землями… А в многолюдной, торговой, азиатской Астрахани все еще идет седмь тысящ двести тринадцатый год от сотворения мира, здесь уживаются православные и мусульмане, местные и заезжие купцы, здесь торгуют, промышляют, сплетничают, интригуют, влюбляются. Но когда разносится слух, что московские власти запрещают на семь лет церковные свадьбы, а всех девиц православных повелевают отдать за немцев поганых, Астрахань подымает бунт — диковинный, свадебный бунт.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».
Роман «Владимирские Мономахи» знаменитого во второй половине XIX века писателя Евгения Андреевича Салиаса — один из лучших в его творчестве. Основой романа стала обросшая легендами история основателей Выксунских заводов братьев Баташевых и их потомков, прозванных — за их практически абсолютную власть и огромные богатства — «Владимирскими Мономахами». На этом историческом фоне и разворачивается захватывающая любовно-авантюрная интрига повествования.
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков. Роман-хроника «Последний фаворит» посвящен последним годам правления русской императрицы Екатерины II. После смерти светлейшего князя Потёмкина, её верного помощника во всех делах, государыне нужен был надёжный и умный человек, всегда находящийся рядом. Таким поверенным, по её мнению, мог стать ее фаворит Платон Зубов.
Ценность этого романа в том, что он написан по горячим следам событий в мае 1917 года. Он несет на себе отпечаток общественно-политических настроений того времени, но и как следствие, отличается высокой эмоциональностью, тенденциозным подбором и некоторым односторонним истолкованием исторических фактов и явлений, носит выраженный разоблачительный характер. Вместе с тем роман отличает глубокая правдивость, так как написан он на строго документальной основе и является едва ли не первой монографией (а именно так расценивает автор свою работу) об императоре Николае.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.