Екатерина Великая - [31]

Темперамент государыни озадачивал и вызывал замешательство. Королю Фридриху, который никогда не встречался с ней, но получал подробные сведения о русской царице через своего посла, она казалась «скрытной, но поддающейся убеждению, питающей отвращение к труду, не подходящей для того, чтобы управлять». Леди Рондо, жена британского посла при русском дворе и знаток характеров, находила императрицу приятной, но недалекой, ограниченной личностью. «На публике она неподдельно весела и даже отличается некоторой фривольностью в поведении, — писала леди Рондо в своих мемуарах, посвященных России, — кажется, что она целиком поглощена этими мыслями; я слышала, однако, ее разговор в частной обстановке, который был проникнут таким здравым смыслом и трезвыми рассуждениями, что то, другое поведение, воспринималось как притворство».

Екатерина тоже считала, что у Елизаветы незаурядный ум, скрытый за стремлением к удовольствиям и капризам. «Лень мешала ей заняться культивацией своего ума», — писала Екатерина. Она была убеждена, что лень и тщеславие — это те пороки, которые правили Елизаветой и сделали ее рабой льстецов. Красота государыни, которая в любой другой женщине укрепила бы уверенность в себе, возбудила в ней чувства соперничества и ревности, особенно в ту пору, когда ее привлекательность стала блекнуть. Ее волосы по-прежнему сохраняли свой естественный рыжевато-каштановый цвет, а вот щеки уже нуждались в румянах, ее губы тоже потеряли ярко-красный оттенок, а глаза, которые, по описанию Екатерины, «были как у веселой птички», теперь не поражали острой голубизной.

Всегда в движении, непоседливая, она скакала верхом, охотилась, путешествовала, посещала монастыри, отдавала дань своим сердечным привязанностям, а по вечерам главенствовала на пирах и балах. Она посещала службы в церкви — обычно три раза в день, а во время поста чаще. Но несравненно больше часов тратила она, то и дело меняя платья, прически, подкрашиваясь, совещаясь со своими портными и ювелирами. И пока все это шло своим чередом, государыня неохотно, мимоходом занималась не терпящими отлагательства делами, которые представлял ей на рассмотрение канцлер, выслушивала сообщения своих осведомителей. Эти известия подкрепляли подозрения, и она изливала гнев на тех, кто терял ее расположение.

Самым плохим для нее временем были ночи, особенно зимние, потому что запас ее энергии быстро растрачивался, ее тучное тело требовало отдыха, и Елизавете было трудно отвлечься от не слишком радужного бытия. Страхи и подозрения усиливались. Она вспоминала, что у западных границ России идет война и что на огромной шахматной доске европейской политики Россия и ее союзники пока проигрывали. Несмотря на отвращение к государственным делам, Елизавета не осталась глуха к мольбам Бестужева вникнуть в опасное положение, в котором оказалась Россия. Эти мысли преследовали ее так же, как и забота о преемнике.

Рахитичный, обезображенный следами оспы племянник продолжал огорчать ее. Сделав его своим наследником, она не чувствовала себя в безопасности, поскольку он обладал талантом внушать людям неприязнь к своей персоне. С годами его поведение не изменилось. Брак не помог Петру повзрослеть, наоборот, он все чаще уходил в мир ребяческих фантазий и не проявлял решительно никаких способностей к управлению страной. А что до его жены, немки Екатерины, то Елизавета разочаровалась в ней. Ей полагалось бы забеременеть, а она оставалась стройной и гибкой, как тростиночка, и с каждым днем становилась все привлекательнее. Она не стала той дебелой, послушной матроной, какой должна была быть в представлении Елизаветы. Напротив, она была слишком умной, слишком общительной, слишком хорошо разбиралась в людях и быстро всему училась. Эго вызывало у Елизаветы определенную тревогу.

Императрица постоянно боялась темноты, одиночества, переворота, насильственной смерти во сне. Она взошла на трон благодаря заговору, в ходе которого была свергнута ее предшественница Анна Леопольдовна, регентша при младенце-императоре Иване VI. Это случилось ночью, когда Анна спала, и могло легко повториться снова.

Каждый вечер Елизавета посылала своих фрейлин на поиски комнаты, где она могла бы в безопасности переночевать. Она редко оставалась в одной и той же спальне на вторую ночь, полагая, что это собьет с толку заговорщиков.

Устроившись в очередной спальне, она от страха никак не могла заснуть и потому собирала вокруг себя сонных фрейлин и заставляла их вести разговоры, рассказывать ей самые свежие, пусть незначительные сплетни, ходившие среди придворных, опять повествовала о своих любовных похождениях и сознавалась в самых затаенных желаниях. Во время этих ночных бесед фрейлины щекотали государыне пятки, чтобы та не заснула, и смешили ее, отвлекая от страхов.

Рядом с ее кроватью на тонком матраце, постеленном на полу, обычно лежал ее телохранитель Шульков, бывший истопник, здоровенный мужик с мощными ручищами. Он свирепо оскаливал зубы, если кто-то подходил слишком близко к его хозяйке. Шульков охранял Елизавету еще с тех пор, когда она была ребенком, и она полагалась на его силу. Она, конечно, понимала, что даже Шульков, несмотря на всю его мощь, оружие и зверское обличье, вряд ли сможет справиться с шайкой коварных убийц, которые прокрадутся в ночной тишине и застанут врасплох. А потому она бодрствовала до рассвета, всматриваясь в тени и напрягая слух в ожидании приглушенных шагов, которые могли означать конец ее царствования.