Екатерина Великая - [25]

Екатерина пребывала в душевном напряжении: ведь ей пришлось ехать с желчной, вечно надутой Иоганной, при ночлеге делить с ней палатку, да еще мирить ее при стычках с Петром. Императрица, которая до этого держала Екатерину при себе и каждый день посылала ей дорогие подарки, теперь отдалилась от нее, захваченная охотой и вихрем прочих увлечений. Кроме того, Елизавета все равно не смогла бы уберечь Екатерину от враждебности тех, кто был к ней ближе всего. Она могла лишь в противодействие этому согреть ее теплом своего сердца и пылко посочувствовать. Когда долгие летние скитания подошли к концу и ощутимо стало дыхание первых заморозков, Екатерина в бесконечной веренице путешественников более чем когда-либо почувствовала себя юной, уязвимой и одинокой.

Глава 6

В октябре Петр слег в постель с сухим кашлем и болями в боку. Врач скрупулезно обследовал его и запретил какую-либо деятельность. Его недомогания не внушали особых опасений, поскольку он и до этого часто болел, и этот эпизод казался таким же, как и предыдущие. Екатерина, возможно, почувствовала некоторое облегчение. Ей уже изрядно надоели неуклюжие шутки и заигрывание жениха. Она посылала ему записки и жила вполне счастливо без него.

Вместо русской девушки, отосланной по настоянию Иоганны, Екатерина нашла себе новых подруг. Это были Прасковья и Анна Румянцевы, дочери ее главной фрейлины Марии Румянцевой. Ровесницы Екатерины, эти девушки разделяли ее пристрастие к веселым играм и дурачеству. В их обществе она могла забыть о тревогах, осаждавших ее, и погрузиться в удовольствия. Мария Румянцева смотрела на весь этот топот, визги и пляски в апартаментах Екатерины сквозь пальцы, полагая, что большого вреда от этого не будет.

Ну а императрице, которая постоянно твердила Екатерине о том, как она ею довольна и как она ее любит, «чуть ли не больше, чем Петра», не было никакого дела до того, что происходило в покоях великой княгини. Иоганна, несколько месяцев назад вмешавшаяся, чтобы прервать крепнущую дружбу между ее дочерью и молодой горничной, на этот раз осталась в стороне. Ее куда больше волновала любовная интрижка с графом Бецким, которая поднималась к своему зениту. К тому же ее комнаты в Зимнем дворце были расположены далеко от покоев Екатерины.

Каждый вечер, когда балы и прочие увеселения заканчивались, Екатерина возвращалась к себе и звала Прасковью спать вместе с ней в одной спальне, и «тогда вся ночь проходила в играх, танцах и дурачествах, — писала она в своих мемуарах, — иногда мы ложились спать лишь под утро. Нашему озорству не было конца».

Прошло несколько недель, и оказалось, что Петр болен ветрянкой. По двору поползла тревога: стали опасаться за его здоровье. Одновременно распространились слухи о скандале. Начали поговаривать о том, что интимная связь Иоганны с графом Бецким привела к осложнениям, то есть она забеременела. Над Екатериной и Иоганной повисло облачко беды. Если Иоганна опозорила семью, или если умрет Петр, Екатерину отошлют в Ангальт-Цербст при первом же удобном случае.

Приближалась зима, пора развлечений и пышных празднеств для двора. Екатерина своей стройной, гибкой фигурой, гладкой, белоснежной кожей и изящной шеей приковывала к себе взоры блестящих кавалеров. Ее расходы на наряды и украшения далеко превысили те суммы, которые выделяла ей императрица на эти цели, а также на дорогие подарки для ее подруг. Она, подобно другим придворным, воспылала страстью к французскому стилю. Когда Петр наконец начал выздоравливать и смог принимать участие в вечерних развлечениях, Екатерина почувствовала огромное облегчение. В конце ноября они вдвоем появились на маскараде. Несмотря на болезненную бледность лица Петр выглядел уже сносно, а Екатерина излучала жизнерадостность и очарование. На ней было роскошное платье, и всем своим видом она выражала уверенность и счастье, чего не испытывала уже давно.

Но это счастливое время длилось недолго. Через несколько недель, когда двор на рождество переезжал в Петербург, Петр опять почувствовал недомогание. Отъехав от Москвы на двести пятьдесят миль, кортеж остановился, чтобы больной мог отдохнуть. Доктор Борхав не отходил от него ни на шаг. Жар у Петра усилился, он едва был в состоянии двигать руками и ногами, испытывая сильные боли в животе. На следующий день на коже появились нарывы — признаки оспы, которой так опасались. Борхав сразу же принял меры предосторожности, изолировав больного. Доступ в комнату, где находился Петр, был открыт лишь для самого Борхава и нескольких слуг, без которых нельзя было обойтись. Екатерину и Иоганну усадили в сани, которые помчались в Петербург, где Екатерину будут держать как затворницу, ничего ей не говоря о здоровье Петра. Был тотчас же отряжен курьер к императрице, которая уже была в столице, с сообщением о том, что болезнь престолонаследника приняла чрезвычайно опасный характер. Елизавета не замедлила явиться к постели Петра и заявила, что сама выходит его.

Зимние рождественские праздники были омрачены болезнью Петра. Екатерина, вынужденная отбывать шестинедельный карантин, направила свой гибкий ум на изучение русского языка и с помощью наставника сочинила несколько писем. Получив их, государыня обрадовалась. Екатерина давно начала понимать и говорить по-русски, теперь она научилась — правда, еще далеко не в совершенстве — писать на нем. В январе она почти не виделась ни с кем кроме прислуги. Иоганне не разрешали встречаться с дочерью даже за обеденным столом. Императрица приказала обращаться с ней с холодным безразличием. Возможно, она надеялась, что та быстрее уедет в Ангальт-Цербст. Но Иоганна, упрямая и злая, не хотела понимать намек. Она цеплялась за свои права, представляя их себе такими, какими хотела видеть, и решила оставаться в России, пока ее дочь не выйдет замуж, что должно было произойти через несколько месяцев. И бросая вызов суровым предостережениям Елизаветы, принцесса продолжала переписку с королем Фридрихом и затеяла безуспешные интриги совместно с дипломатами Пруссии и других стран.