Екатерина Великая. Биография - [5]

Однажды на обратном пути из Гамбурга, где София гостила у своей бабушки, Иоганна-Елизавета останавливается в Эутине у своего брата епископа Любекского, занимающего со времени Карла Голштинского пост кильского наместника. У него проживает в это время находящийся под его опекой одиннадцатилетний Петр-Ульрих, внук Петра Великого. Исполненными любопытства глазами взирает маленькая София на этого возможного претендента на два могущественных трона – русский и шведский. Она видит слабенького и для своего возраста низкорослого мальчика, который выглядит еще тщедушнее из-за надетого на него роскошного парадного мундира. Черты его лица довольно миловидны, но обезображены жиденькими рыжеватыми волосами, ниспадающими до самых плеч. Во всем его существе чувствуется робость и неуклюжесть.

Никто не наблюдал и не зафиксировал того исторического момента, когда эти двое детей протянули друг другу руки по всем правилам строгого дворцового этикета. Никто, впрочем, и не мог еще подозревать в ту пору, что каждый из этих детей сыграет роковую роль в жизни другого и какую именно. Затейница-судьба дала каждому из них то, о чем другой пламеннее всего мечтал и отсутствие чего он болезненнее всего ощущал. Как счастлива была бы София, если бы она могла быть мальчиком и к тому еще мальчиком, имеющим шансы стать властелином! Как счастлив был бы этот мальчик, душа которого была так же сдавлена обязанностями избранника, как его хрупкое тело чересчур пышным мундиром, если бы ему позволено было играть с его сверстниками в парке! Охотнее всего он играет в куклы, но эта забава ему особенно строго воспрещена. София же отдала бы свою жизнь за то, чтобы посидеть верхом на лошади, разумеется, в мужском седле. С каким рвением она стала бы учиться, если бы знала, что это является подготовкой для будущей функции правителя.

Никто не знает, говорили ли дети друг с другом об этой жестокой слепоте судьбы; никто не знает, обменялись ли они вообще хоть несколькими словами помимо пары конвенциональных фраз. То, что рассказывает впоследствии Екатерина об этой своей первой встрече со своим будущим супругом, не заслуживает доверия. Прежде всего она сама себе противоречит. В первой редакции ее мемуаров, написанных еще при жизни Петра, мы находим много лестных отзывов о неуклюжем мальчике. Двадцатью годами позже, уже в качестве самодержицы всероссийской, она утверждает, что Петр уже ко времени первого ее с ним знакомства был жалким пьянчужкой. В обоих случаях она поддалась искушению фальсифицировать прошлое с точки зрения интересов настоящего.

Годом или двумя позднее София знакомится в Гамбурге в доме своей бабушки со шведским графом Гюлленборгом. Этот идеалистически настроенный оригинал пускается в беседу с девочкой-подростком, которой никто не интересуется, и поражен ее ясным подвижным умом. Он принадлежит к числу тех редких людей, которые умеют вызвать замкнутых детей на откровенность, а потому скоро замечает, что за внешней веселостью Софии скрывается какая-то скорбь, и постигает причину этой скорби. Он делает для девочки все, что может. Тем, что он не скрывает перед нею своего мнения об ее уме, он внушает ей веру в собственные силы. Он даже называет ее философом, что производит на девочку огромное впечатление. Но он говорит, кроме того, и с Иоганной-Елизаветой и притом в присутствии Софии.

– Мадам, – заявляет он, – вы не знаете этого ребенка, он обладает такими достоинствами души и ума, о которых вы даже не подозреваете. Вам бы следовало немножко больше заняться вашей дочерью, она того заслуживает.

На мать эти слова не производят, по-видимому, слишком глубокого впечатления, но для дочери они остаются незабвенным переживанием. Тем более что Гюлленборг – единственный человек, усматривающий в подростке Софии что-то необычайное. Все прочие относящиеся к тому времени отзывы о ней сходятся на том, что она приветливая девочка с хорошими манерами и естественной, привлекательной веселостью. Никто не подмечает ничего выдающегося в характере или уме этой девочки, которой суждено стать одной из самых замечательных женщин в мировой истории. Ни один из ее учителей не выражает изумления по поводу ее выдающихся способностей, ни один не жалуется на необузданность ее темперамента. Баронесса фон Принцен, одна из придворных дам Иоганны-Елизаветы, выражается следующим образом о Софии, которая сумела впоследствии сочетать талант властвования Цезаря с невоздержанностью Мессалины:

– В ее молодости я могла заметить у нее только наличие холодного расчетливого ума, равно далекого как от чего-либо выдающегося, блестящего, так и от всего того, что считается заблуждением и легкомыслием. Одним словом, девочка эта казалась мне совершенно обычным явлением.

Баронесса заслуживает полного доверия, потому что она не поддается естественному искушению изменять свое первоначальное впечатление под влиянием последующих событий. София действительно отнюдь не является вундеркиндом, в тринадцати-четырнадцатилетнем возрасте она еще не обнаруживает никаких выдающихся свойств, ни положительных, ни отрицательных. Она просто здоровый человечек с неограниченными возможностями. Это события превратили маленькую Софию в великую Екатерину, и к этим событиям она только привносит свою несокрушимую силу воли, свое пламенное честолюбие и то, что баронесса фон Принцен инстинктивно правильно подметила, но неправильно охарактеризовала, как "холодный, расчетливый ум".