Екатерина Медичи - [4]

— Что вы имеете в виду, брат? — спросил Колиньи.

— Это же очень просто, — ответил, горячась, Д'Андело. — Если они не выполнили одну миссию, значит, выполнят другую, которую она заранее запланировала.

В зале повисла тишина. Все молчали, пытаясь постичь смысл сказанного Д'Андело. Первым не выдержал Конде.

— Да говорите же яснее, черт вас возьми! — воскликнул он, хлопнув ладонью по столу. — Что это за вторая миссия?

— Та, о которой я говорил с самого начала, принц, — уже более спокойно заговорил Д'Андело. — Она направит этих швейцарцев против гугенотов. Против нас с вами! Да она уже это сделала! Честное слово, я не удивлюсь, если окажется, что в данный момент они двигаются по направлению к Парижу.

— А поскольку королева с сыном отправилась в ту сторону… — начал Ла Ну и замолчал.

— …то она намеревается встретиться с ними! — закончил за него Колиньи.

— Так или иначе, — вновь закипятился Д'Андело, — но это предлог, чтобы взяться за оружие! Другого такого случая может не представиться. Вспомните Байонну!

— Мы забыли еще про одно обстоятельство, — проговорил Конде. — Старуха может развернуть своих швейцарцев в помощь Альбе. Разве они не старые друзья? Вспомните их теплую встречу в Байонне!

— И тогда они совместными усилиями истребят всех фламандских протестантов, — поддержал его адмирал. — Так неужто мы допустим, чтобы они там безнаказанно убивали наших братьев во славу своих проклятых икон!

— Как бы там ни было, надлежит помешать соединению королевы с отрядом швейцарцев. Она — голова, и если ее отрубить, чудовище перестанет изрыгать пламя.

— Вы предлагаете… убить королеву? — нахмурился Ла Ну.

— И короля! — воскликнул Д'Андело.

— Нет, — ответил Ларошфуко, — достаточно будет взять их в плен. Окажись в наших руках такие заложники, мы сможем диктовать любые условия.

— Кому?

— Кардиналу Лотарингскому, оставшемуся в Париже вместо нее.

Д'Андело вскочил с места:

— Его тоже надо убить!

Адмирал покосился на брата:

— С вашей легкой руки следует убить всех. Но располагаем ли мы для этого достаточными силами? Или вы думаете, что стоит нашему войску подойти к стенам Парижа, как коннетабль тут же любезно откроет ворота? А нас с вами проводит на улицу Катр-Фис, укажет особняк Гизов и посоветует, каким способом лучше всего зарезать кардинала?

— Что вы предлагаете, адмирал? — спросил Конде. — Говорите скорее, видит Бог, нам нельзя терять времени и ждать, пока нам начнут рубить головы, как курам на скотном дворе.

— Надо брать в плен короля и его мать, — сказал, будто отрезал, Колиньи.

— А кардинала? — вопросительно уставился на него брат.

— Потом и его.

— А коннетабля?

— Там видно будет. Во всяком случае, с ним всегда можно договориться, не то, что с Гизами, которые сами рвутся к власти.

— Итак, это окончательное решение? — Конде оглядел всех присутствующих.

Все единодушно выразили свое согласие за исключением Ларошфуко, советовавшего не торопиться и всего лишь покинуть Париж.

— Решено! — объявил Конде. — Сколько человек вы сможете привести с собой, адмирал?

— Шестьсот пехотинцев и двести всадников ждут моего сигнала близ Пуасси.

— Вы, Д'Андело?

— Триста аркебузиров и пятьдесят всадников.

— Ларошфуко?

— Двести пехотинцев и триста всадников.

— Ла Ну?

— Пятьсот на сто.

— Вместе с моими людьми, — подытожил принц Конде, — это составит армию в две тысячи пятьсот пеших солдат и тысячу восемьсот всадников. Достаточно, если учесть неожиданность нападения, и немного, если к королеве прибудет подкрепление.

— Мы забыли о Лесдигьере, — вспомнил Ла Ну. — В случае выступления он обещал нам двести солдат и сотню всадников, — испытанных в боях воинов. Он разместил их в Бове, они ждут только его сигнала.

— Лесдигьер? — недоверчиво протянул Ларошфуко. — Да ведь он стал католиком. Берегитесь, Ла Ну, не ловушку ли он готовит нам?

Ла Ну в сердцах обрушил на стол тяжелый кулак:

— Не след вам порочить капитана Лесдигьера, Ларошфуко! Он один из самых преданных наших людей, и я доверяю ему как самому себе.

— Я согласен с Ла Ну, — заявил Конде. — Знаю Лесдигьера и могу ручаться за него. Что касается его нового вероисповедания, то это вынужденный шаг. Да, он принял мессу, но в душе остался гугенотом, а нам весьма полезно будет иметь такого человека в стане врага. Он умен, и вряд ли кто заподозрит его в неискренности.

— Что же заставило его поклоняться иконам и мощам? — уже мягче спросил Ларошфуко.

— По этому поводу он лично беседовал со мной и адмиралом, для чего приезжал в Ла Рошель. Они заставили его, насели на него всем скопом: король, принцы, их мать, священники, дворяне и даже сам кардинал Карл. Случилось это после памятной дуэли в Турнельском замке. Он нужен им, этот человек! Королева поклялась ему в вечной дружбе, король назвал его братом, кардинал даже посулил ему графство где-то в Шампани. Судите сами, мог ли Лесдигьер отказаться и этим сразу же навлечь на себя немилость всего двора?

— Он сидел перед нами и просил у нас совета, — продолжал Колиньи. — Он плакал, терзаемый противоречиями, его руки дрожали… И мы пошли на этот шаг… мы позволили ему. Привели к нему пастора, и тот отпустил ему этот грех, совершаемый во имя благой цели, ради нашего святого дела, во славу веры нашей и Господа нашего. Да, теперь он католик. Умеренный, из тех, кого называют «политиками». Но он по-прежнему наш душой, и вы убедитесь в этом. И если случится кому-либо из вас увидеть его в стане врага, помните, что он там потому, что давал присягу верности герцогу, а каждый из вас знает, что такое воинская присяга и как она согласуется с честью. В этой ситуации он не мог поступить иначе. В противном случае ему пришлось бы покинуть своего господина и уйти в наш лагерь, а это значило бы запятнать свою честь, нарушив присягу верности. Да, Лесдигьер будет командовать войском католиков, поскольку он теперь капитан и в его подчинении сотня всадников. Но он никогда не поднимет руку на своего брата по духу, а если и замахнется, то не для того, чтобы убить, а лишь отразить удар, направленный в его ли грудь или того, кого ему надлежит защищать. Готов поклясться в этом святой Девой Марией, матерью Иисуса Христа нашего!