Эхопраксия - [17]

— И ты никогда не пыталась осмыслить эти рефлексы? Не играла на пианино медленно, не давала себе время увидеть, что именно делают твои пальцы?

— Дэн, они не смогут, не попадут в ритм. Сознание — это временная память. Там можно сохранить список покупок и записать пару телефонных номеров… Ты заметил, как съел весь свой ужин?

Брюкс посмотрел на тарелку — та оказалась пустой.

— А это ты лишь слегка отвлекся. Ты пытался хотя бы раз удержать в голове целую главу романа? Сознательно, всю и сразу? — Дреды Лианны покачивалась в сумерках туда-сюда. — Что бы я ни делала, там слишком много переменных. В глобальное рабочее пространство они просто не влезут. — Она виновато улыбнулась, словно извиняясь.

«Они программируют нас, как заводных кукол», — подумал он.

На западе солнце нежно коснулось отдаленного хребта.

Брюкс взглянул на Лианну:

— Тогда почему мы туг до сих пор командуем?

Она ухмыльнулась:

— Кто «мы», белый мальчик?

Он не стал улыбаться.

— Те люди, на которых ты… работаешь. Они вроде должны быть беспомощны. Так все говорят. Мозг можно оптимизировать для жизни тут, внизу, или для деятельности там, наверху. Нужно выбирать. Любой человек, свободно думающий в масштабах Планка, в реальном мире с трудом перейдет улицу без посторонней помощи. Поэтому они и устроились здесь, в пустыне. Поэтому им нужны люди вроде тебя. Так они нам говорят.

— Это все правда. Более или менее, — согласилась Лианна.

Брюкс покачал головой:

— Они управляют торнадо, Ли, как ты не понимаешь? Превращают людей в марионеток, моргнув глазом и взмахнув рукой. Им принадлежит половина патентов на Земле. Двухпалатники настолько же беспомощны, как тираннозавр в детском саду. Почему они уже не управляют нами?

— Ты сейчас похож на шимпанзе, который спрашивает, почему безволосые обезьяны, если они такие умные, не кидаются калом больше, чем другие.

Дэн старался не улыбаться, но не выдержал:

— Это не ответ.

— Вполне себе ответ. Сейчас каждый вопит о роевом разуме и синестезии, будто это сверхспособности.

— После прошлой ночи ты хочешь сказать, что тут ничего такого нет?

— Все намного глубже. Дело в восприятии. Мы… обделенные, понимаешь? Не видим реальности в принципе. Смотрим на модель, карикатуру, которую мозг мастерит из волн и болевых точек. Мы щуримся, разбираем накаляканные вручную записи, читаем что-то вроде «два квартала на восток, повернуть налево у моста» и думаем, что, рассматривая эти тупые почеркушки, видим Вселенную, проносящуюся за лобовым стеклом, — Лианна посмотрела через плечо на здание позади нее.

Брюкс нахмурился:

— Ты считаешь, что Двухпалатники способны видеть по ту сторону стекла?

— Не знаю. Возможно.

— Тогда у меня для тебя плохие новости. Мы попрощались с реальностью в тот момент, когда прогнали сенсорные сигналы через нервную систему. Хочешь ощутить Вселенную напрямую, без моделей и почеркушек? Стань простейшим!

В нарастающей тьме ее улыбка казалась ослепительно-яркой:

— А разве это так не похоже на них? Построить коллективный разум, настолько сложный, что может посрамить сотни гениев исходников, а потом использовать его, чтобы думать как инфузория.

— Я не совсем это имел в виду.

Солнце, подмигнув на прощание, скрылось за горизонтом.

— Я не знаю, как они это делают, — признала Лианна. — Но если то, что они видят, хотя бы на долю ближе к реальности… Именно это я и называю трансцендентностью. Не способность управлять торнадо, а возможность видеть чуть больше того, что есть там, а не здесь, — она постучала пальцем по виску.

Лианна встала и потянулась как кошка. Брюкс тоже поднялся, смахнув песок с одежды.

— Трансцендентность недостижима. Для наших мозгов, разумеется.

Женщина пожала плечами:

— Надо изменить мозг.

— Тогда он перестанет быть твоим. Это будет что-то другое. Ты сама — тоже.

— В этом и смысл, разве нет? Трансцендентность подразумевает трансформацию.

Брюкс покачал головой, не убежденный:

— По мне, это больше похоже на самоубийство.

* * *

Он почувствовал, как задвигались его глаза под закрытыми веками, вступил на бритвенно-тонкую грань между сновидением и пробуждением: сознания хватало, чтобы увидеть занавес, но не человека за ним.

Осознанные сны — трюк не из легких.

Брюкс сел на койке, призрачные ноги все еще не вышли из телесных, и те напоминали брюшко наполовину полинявшего насекомого. Огляделся — убранство комнаты показалось бы спартанским любому, кто не провел последние два месяца, ночуя в пустыне. Приподнятая койка длиной в пару метров, погруженная в мягкий и более мясистый вариант обычного синтетика на полу. Ниша в стене, медицинский шкафчик с матовым стеклом на дверцах. Еще один пьедестал с купелью для омовений: на этом сбоку висело полотенце на кронштейне. В эту каморку Лаккетт отправил Брюкса на ночь, и она мало чем отличалась от того, как выглядела наяву.

Дэн научился запускать сны с платформы, укорененной в реальности. Так было проще возвращаться.

Он напряг височно-теменную мышцу и взлетел сквозь потолок из отполированного гранита (материал домыслил сам — забыл посмотреть, из чего сделали потолок в реальности). Монастырь раскинулся вокруг, а затем остался внизу: сморщился от крепости в натуральную величину до настольной модели, стоящей на растрескавшейся серой, будто лунной поверхности. Наверху костяной бледностью сиял полумесяц Луны, и повсюду во мраке ледяными кристаллами холодно мерцали миллионы звезд.