Эхо «Марсельезы». Взгляд на Великую французскую революцию через двести лет - [8]
Никто всерьез не сомневается, что эти три пункта отстаивали представители третьего сословия, не говоря уж о либералах Реставрации. Это нашло свое отражение в «Декларации прав человека и гражданина». Нет особых сомнений относительно первого пункта, хотя в 1789 году не было таких слов, как «либеральный» или «капитализм», и таких понятий, а во Франции термин «капитализм» в значении, близком к настоящему, появился лишь в 40-х годах 19 столетия, тогда же, когда «laissez-faire» как существительное вошло в словари[23]. (Надо, правда, отметить, что слово «капиталист», означающее \32\ человека, живущего с доходов от капиталовложений, впервые зарегистрировано в 1798 году.)
Ибо свобода предпринимательства, невмешательство в экономическую деятельность — это как раз то, за что эти люди ратовали. Об этом говорит хотя бы тот факт, что международный лозунг такой политики («Laissez faire, Laissez passer») имеет французское происхождение и к 1789 году существовал уже в течение нескольких десятилетий[24]. Об этом же свидетельствуют популярность и большое влияние Адама Смита, чье «Исследование о природе и причинах богатства народов», по признанию самих французов, «сокрушило французских экономистов, которые считались лучшими в мире... Он был единственным авторитетом в течение почти всего столетия»[25]. До революции его работа издавалась на французском языке по крайней мере трижды. Еще четыре раза она издавалась в революционный период (1790—1791, 1795, 1800—1801, 1802 гг. ), не считая первого издания труда «Трактат об экономической политике» (1803 г. ) его ученика Жана Батиста Сея (хотя он стал широко известен только в период Реставрации). За период от падения Наполеона до конца XIX века вышло лишь пять французских изданий «Исследования о природе и причинах богатства народов» [26]. Это лишний раз свидетельствует о том, что в период революции работа провидца, который изложил теоретические основы, если пользоваться современной терминологией, экономики либерального капитализма, вызывала огромный интерес.
Нельзя отрицать тот факт, что буржуазные либералы периода Реставрации имели целью создание системы промышленного капитализма, чего нельзя сказать о теоретиках 1789 года. (Кстати, напрасно искать в великом труде Адама Смита какое-то серьезное предвидение промышленной революции, которая вот-вот должна была произойти в его собственной стране.) К концу правления Наполеона связь между экономическим развитием и индустриализацией стала уже очевидной. Экономист Сей, в прошлом принадлежавший к жирондистам, сам пытался освоить ткацкое производство и лишний раз утвердился в своей вере в свободную торговлю, столкнувшись с препятствиями, созданными политикой Наполеона, построенной на вмешательстве государства \33\ в дела предпринимателей. К 1814 году Сен-Симон уже считал промышленность (в современном значении этого слова) и промышленников (слово, которое создал он сам) основой будущего; вскоре понятие «промышленная революция» по аналогии с Великой французской революцией проникло во французский и немецкий языки[27]. Более того, молодым либерально настроенным философам стала уже очевидна связь между прогрессом, политической экономией и промышленностью.
«Математика и физика являются результатом проникновения человеческого разума в тайны природы, — заявил Виктор Кузен в 1828 году. — Промышленность — это результат победы свободной воли над силами той же природы... Мир, каким его сделали математика и физика, а вслед за ними и промышленность, — это мир для человека, созданный им по своему подобию»[28].
«Политическая экономия, — говорит Кузен (читай: Адам Смит. — Авт. ) — раскрывает секрет или, вернее, подробно излагает все это; она прослеживает достижения промышленности, которые как раз и связаны с достижениями в области математики и физики»[29].
Более того, «промышленность не будет статичной и недвижной, она будет развиваться. Она не удовольствуется тем, что предоставит ей природа... Она силой отберет у земли максимум того, что может дать земля; она затем переработает это в соответствии с идеалами эпохи. Широко развернется торговля, и все народы, которые будут играть хоть сколько-нибудь заметную роль и эту эпоху, будут нациями торговцев... Это будет эра великих морских предприятий»[30].
За философскими рассуждениями общего характера нетрудно угадать модель общества XIX века, которую молодой лектор имел в виду: чтобы увидеть ее воочию, достаточно было пересечь Ла-Манш. К проанглийской ориентации французского либерализма мы вернемся чуть позже.
Здесь же хотелось бы подчеркнуть не тот факт, что идея индустриальной экономики как таковая четко оформилась лишь в посленаполеоновскую эпоху, когда, как явствует из Сен-Симона и Кузена, с общей концепцией уже, по-видимому, были знакомы интеллектуалы левого толка, а то, что идея эта явилась естественным продолжением просветительской мысли XVIII века. Она \34\ была результатом «прогресса в области просвещения», свободы, равенства и политической экономии, а также материального роста производства. Новым явилось то, что этот прогресс ставился в зависимость от роста и победы конкретного класса — буржуазии.
