Ехали цыгане... - [29]
Е ф р о с и н ь я. Вот, Морка… это и есть… самое… неспокойное место… Тут когда-то причал был… а сейчас (оглянулась) и говорить боязно… Видишь камушек?.. Человек заколдованный. Лопни мои глаза, сама видела, как он бросился отсюда в море и стал нырять, хрюкать не хуже дельфина, а потом скок — и разом врос в скалу… Говорят, я на четвереньках домой-то приползла… со страху…
М о р к а. Нэ, и пусть стоит камушком.
Е ф р о с и н ь я (подвела Морку к остову баркаса). А это баркас… Савки Рубина… «Петух»!.. Первое время возле него вся рыбацкая слободка перебывала…
Обе задумались.
Возникает музыка. Медленно гаснет свет. Луч прожектора освещает М а р и ю В а с и л ь е в н у.
М а р и я В а с и л ь е в н а (как бы продолжая рассказ). Савка Рубин!.. Рыбаки рассказывали, что, когда взбунтовался «Потемкин», околоточный Евстигней Романыч запретил всей рыбачьей слободке поминать — даже поминать! — имя мятежного корабля. А Савке запрет — хуже смерти!.. В парне, говорят, сто тысяч бесов сидело, и все озорные!.. Узнал он, что «Потемкин» должен пойти мимо слободки, сговорил рыбаков и повел их навстречу броненосцу, а к носу своего баркаса «Петух» прибил флаг царский — трехцветный!.. Когда подошли рыбаки близко к «Потемкину», взял Савка да при всех рыбацким ножом два цвета обрезал, а красный оставил!.. Увидели это матросы «Потемкина» да как ахнули из пушек привет рыбакам!.. В городке, говорят, дома ходуном заходили… Ну, а на третий день вышел Савка в море по рыбацким делам — и не вернулся… Через несколько дней баркас «Петух» прибило к берегу — разбитый да дырявый, как решето!.. А в нем один Савкин черпак — в веревках запутался. Савка так и пропал. Море его схоронило…
Убирается свет прожектора.
Освещается сцена.
Е ф р о с и н ь я. А месяца три назад объявился… сам… хозяин баркаса…
М о р к а. Савка!..
Е ф р о с и н ь я. Тише ты!.. Может, он тута где… По ночам стоит возле камушка и в море смотрит. Ожидает кого-то… Так что, Морка, для ворожбы аль колдовства самое подходящее место… Тут всякая нечисть водится…
М о р к а. Шукар. Мне такое место и нужно. Спасибо, что привела.
Е ф р о с и н ь я. Ворожить будешь… на Яшку?
М о р к а. Не скажу. Нельзя.
Е ф р о с и н ь я. Видать, ты его под самые жабры зацепила.
М о р к а. Яшкина любовь что летняя ночка — короткая. Да нет, разве это любовь?! Хоть бы взглянул когда по-любовному!.. Смирился бы передо мной хоть раз, на секундочку, чтоб я сердцем своим душу его учуяла!.. Только бахвалится, только гордость свою щекочет… Чтобы все видели, что Морка — за ним! К его поясу приторочена.
Е ф р о с и н ь я. А ты сама, дочка, как думала, якорек в Яшкиной бухте бросить или мимо на всех парусах пройти?
М о р к а. Мимо его запросто не пройдешь… Отец ему по-хорошему говорил. Ведь правда же, отними одну струнку от гитары аль скрипки — не сыграешь. А я у них — главная струнка.
Е ф р о с и н ь я. Без тебя они серебра в картузе не найдут.
М о р к а. А Яшка — что?! Над словами отца посмеялся! Поклонился бы в ноги отцу, может, и я рядом бы с ним встала бы… Не-ет!.. Запел, заплясал, хай, от радости! Ну и пусть радуется! И я до смерти рада. Найду себе молодца такого, чтоб сам меня за королеву считал. Вцеплюсь в него замертво… Поминай, Яшка, как меня звали!..
Е ф р о с и н ь я. Тебе ли искать?! В хорошую сеть осетры сами заходят!.. Ой, дочка, стемнело — побегу… (Вынула из кармана бутылку.) Может, хлебнешь для храбрости?
М о р к а. Ну что ты!
Е ф р о с и н ь я. Самой надо глотнуть, а то как бы… (Отпила от бутылки, уходя.) А ты ежели чего… Крестом отгоняй, сгинуть, пропасть вели!.. (Ушла.)
Морка вскочила на скалу, осмотрелась, увидела кого-то, спряталась за скалу.
Неторопливо вошел загорелый молодой п а р е н ь. Одежда на нем сборная. Матросский бушлат, тельняшка. На голове — рыбацкая шляпа. Брюки и сапоги рыбацкие. Он остановился, внимательно осматривает берег, море.
Морка высунулась из-за скалы, наблюдает за парнем. Парень увидел Морку. Оба молча смотрят друг на друга.
М о р к а. Что же ты молчишь?
П а р е н ь. А ты?
М о р к а. Я спрашивала.
П а р е н ь. А я — ответил.
М о р к а. Ты разве меня не знаешь?
П а р е н ь. Важная птица?
М о р к а. Меня все знают. Я — Морка!
П а р е н ь. Что-то мудреное.
М о р к а. Цыганка я.
П а р е н ь. Вижу.
М о р к а. Мы с отцом в кабачке «Макрель» работаем.
П а р е н ь. У Толстяка?!
М о р к а. У-у! Значит, ты здешний?
П а р е н ь. Я — Рубин.
М о р к а. Кто?!
П а р е н ь. Савка Рубин.
М о р к а. Ой, ой… Ефроси-инь-ю-ишка… (Пытается зареветь.)
С а в к а. Чего ты гудишь?!
М о р к а. Сгинь, сгинь, пропади! Рассыпься!
С а в к а. И не подумаю.
М о р к а. Ты же утоп!
С а в к а. Возможно.
М о р к а. Что я тебе сделала?! Уйди в свою воду-у!
С а в к а. Ну, баста. Пришвартовывайся!
М о р к а. Вот скажи, что ты живой.
С а в к а. Не знаю. Должно быть.
М о р к а. Не говори со мной так — реветь буду!
С а в к а. Вот это страшнее всего. (Вынул из кармана яблоко.) На вот.
М о р к а (глядит на яблоко, постепенно выходит из-за скалы). Боюсь.
С а в к а. Слезай. Не бойся.
М о р к а (откусила кусочек яблока, убедилась, что оно настоящее, осторожно слезает со скалы)