Эгоист - [24]

«Один» на языке влюбленных — не есть строго арифметическая величина, это понятие мистическое и потому не поддается исчислению. Но на этот раз сэру Уилоби удалось сорвать и в самом деле всего лишь один поцелуй, и к тому же довольно холодный. Клара следила глазами за бравым всадником, удаляющимся на своем великолепном скакуне, а в ушах ее еще звучали слова, только что им произнесенные. Контраст между благородной осанкой ее жениха и его странными речами леденил ей кровь. Тщетно пыталась она понять источник этих речей, столь для нее непривычных, столь противоестественных и недостойных мужчины (даже если сделать скидку на свойственную всем влюбленным сентиментальность). Что означали его слова, что он хотел ими сказать? И какое счастье, что ей не предстоит встретить испытующий взгляд мистера Уитфорда!

В оправдание сэра Уилоби да будет здесь сказано, что его матушка позволила себе в разговоре с ним отметить несколько необычную живость характера этой молодой особы. О, разумеется, леди Паттерн не преступила границы уважения к его чувствам и намерениям! Но, при всем этом, слишком уж совпало ее мнение с «фарфоровой плутовкой» миссис Маунтстюарт! Обе умудренные житейским опытом дамы, не сговариваясь, пришли к одному и тому же заключению относительно его невесты — тут есть над чем задуматься! А впрочем, не было особой надобности указывать ему на некоторую неустойчивость в характере его невесты: он и без того стремился бы по мере возможности заручиться страховым полисом на ее душу. Леди Паттерн ударила в колокол, к которому и без того уже тянулась его рука. Он понимал, что Клара — не Констанция. Но все же она — женщина, а ему случалось быть обманутым женщиной, — как, впрочем, и всякому, кто склонен идеализировать прекрасный пол. Таким образом, тон, взятый им в разговоре с Кларой, вполне соответствовал его чувствам и выражал мысль, его занимавшую. Язык первобытной мужской страсти — один и тот же во все времена, и речь современного джентльмена, обращенная к его даме сердца, отличается лишь тем, что первобытные яркие краски успели с веками несколько вылинять и потускнеть.

Леди Паттерн умерла зимою, в самом начале года. В апреле у доктора Мидлтона истекал срок аренды Аптон-парка; нового жилья он себе еще не подыскал, да и вообще не придумал, куда он денется после того, как Уилоби заявит свои права на его дочь. Сэр Уилоби предложил подыскать для него дом где-нибудь поблизости от Паттерн-холла. А покамест он пригласил отца и дочь погостить у него месяц, чтобы Клара могла познакомиться поближе с тетушками Эленор и Изабел Паттерн, с которыми ей предстояло жить после бракосочетания, Доктор Мидлтон принял приглашение, не посоветовавшись с дочерью; и только после того, как поставил ее перед совершившимся фактом, понял, что допустил оплошность. Клара, впрочем, его ни в чем не укоряла. «Ну что же, папа», — вот все, что он от нее услышал.

Сэру Уилоби пришлось съездить по делам в столицу, а потом — в одно из своих дальних владений, откуда он писал своей невесте ежедневно. Он едва поспевал к себе в имение, чтобы приготовиться к приему гостей и никак не мог вырваться, чтобы заехать за ними в Аптон-парк. Меж тем в его отсутствие мисс Мидлтон пришло в голову, что последние дни свободы ей следовало бы провести с друзьями. После месяца в Паттерн-холле у нее останется всего лишь несколько недель, а ей хотелось еще проехаться в Швейцарию или Тироль и взглянуть на Альпы. Непонятная причуда, по мнению ее отца! Но она повторила свое желание самым решительным тоном, и доктор Мидлтон понял, что имеет дело с расходившимся маятником, который уже никакими силами не остановить. Открытие поистине ужасное, ибо колебания этого маятника могли привести к отказу от превосходной библиотеки и великолепного погреба Паттерн-холла, а также и от общества многообещающего молодого ученого, — и все это ради непрерывной чехарды по гостиницам. При мысли о подобном образе жизни ему всегда представлялось, будто его вместе с целой толпой людей забивают каждую ночь в ствол чудовищной пушки, чтобы наутро выпалить им куда-то в пространство.

— Ты можешь отправиться в свои Альпы и после венчания, — сказал он.

— Тогда я уже наверное предпочту сидеть дома.

— Я-то на твоем месте, разумеется, предпочел бы сидеть дома, — подхватил доктор Мидлтон.

— Да, но я еще пока не замужем, папа.

— Ты все равно что замужем…

— Я думала… перемена обстановки…

— Мы уже приняли приглашение сэра Уилоби. К тому же он обещал подыскать мне домик в окрестностях, чтобы я мог жить поблизости от тебя.

— А ты хочешь жить поблизости от меня, папа?

— Да, на доступном расстоянии.

— А зачем нам вообще разлучаться?

— Затем, дорогая моя, что ты собираешься променять отца на мужа.

— А если я не хочу променять тебя на мужа?

— Дитя мое, в каждой сделке приходится чем-то поступаться. Мужей даром не дают.

— Разумеется. Но если я предпочла бы остаться с тобой, папа?

— Как так?

— Еще не поздно, папа. Нас ведь еще не разлучили.

— Что это значит? — спросил доктор Мидлтон, насторожившись. Он уже не на шутку встревожился, боясь, как бы церемония бракосочетания, которая должна была положить конец его хлопотливым отцовским обязанностям, не была отложена. Ведь такая отсрочка представляла угрозу его душевному покою, столь драгоценному для всякого ученого.