Эгоист - [217]

Шрифт
Интервал

Доктор Корни выпятил грудь и поднял указательный палец.

— Помяните же мое слово, verbum sat:[32] Кросджею ни в коем случае не следует навлекать на себя неудовольствие сэра Уилоби. Больше я ничего не прибавлю. Смотрите вперед! Конечно, бывают чудеса, но благоразумнее на них не рассчитывать. Ну, а теперь — о мисс Дейл. Она не будет упорствовать в своей жестокости.

— Похоже, что она намерена упорствовать, — возразил Вернон, пытаясь охватить туманную картину, которую перед ним развернул доктор Корни.

— Ничего не выйдет, мой друг! Положение ее весьма шатко. У отца, кроме пожизненной пенсии, почти ничего нет. Сочинительство разрушает ее здоровье. Ничего не выйдет! К тому же баронет ей мил. Это небольшой припадок гордости, и ничего больше. Мисс Дейл создана для него. Она может управлять им, она внушит ему мысль, будто у него множество мыслей. Она знает, что ее упорство убьет отца. Когда я ему рассказал, как обстоят дела, он заговорил о том, что мечта его наконец осуществилась, и если ей теперь суждено испариться, бедняга докажет на собственном примере, что мечты питают нас в гораздо большей степени, нежели любая земная пища или лекарства. На прошлой неделе ни мое искусство, ни все мои познания не заставили бы его покинуть дом. О, она уступит! Предсказание ее отца сбудется, вот увидите! К тому же она ведь и в самом деле любит баронета.

— Любила.

— Да что вы? Неужто поняла, что он собой представляет?

— Настолько, что даже отказывается видеть в нем какие бы то ни было достоинства, — ответил Вернон. — А ведь он по-своему великодушен.

— Как так? — спросил Корни, но должен был довольствоваться ответом, что со временем все узнает.

Полковник де Крей, побродив по парку и в окрестностях коттеджа в тщетной надежде застигнуть мисс Мидлтон наедине, вернулся обескураженный в Большой дом и в этом несвойственном ему состоянии уныния попался в лапы Уилоби.

— Друг мой Гораций, — приветствовал его тот, — а я вас всюду разыскиваю! Дело в том, что… Боюсь, вы решите, будто я заманил вас сюда под вымышленным предлогом. Но я вовсе не так виновен, как это может показаться на первый взгляд. Короче говоря, мы с мисс Дейл… впрочем, я не имею обыкновения советоваться с другими относительно своих поступков. Ну, одним словом, мисс Мидлтон… Впрочем, я уверен, что вы отчасти и сами догадываетесь.

— Отчасти, — сказал де Крей.

— Ну что ж, у нее, видно, лежит сердце к другому, и, если ее склонность окажется достаточно сильной, это, вероятно, и будет наилучшим исходом.

Черты лица полковника, обычно такие подвижные, застыли в маске недоумения.

— Можно ручаться, что хороший друг будет хорошим мужем, — сказал Уилоби. — Если бы я не был в этом убежден, я бы ни за что не порвал с нею, раз уж дело зашло так далеко. О ней я могу отозваться только с самой лучшей стороны. Просто мы заметили оба — и, к счастью, вовремя, — что не подходим друг к другу. Ум — вот главное качество, какое я ищу в жене.

— Да, да, вы правы! — воскликнул полковник, стараясь не выдавать своего удивления и притушить голодный, волчий блеск, вспыхнувший в его глазах.

— Но я никому не позволю сказать о ней дурного слова. Вы знаете, как я отношусь ко всякого рода сплетням и пересудам. Пусть вина падет на меня одного. У меня крепкие плечи, они все вынесут. Я употребил все свое влияние, и, как мне кажется, не исключено, что она даст согласие. Она утверждает, что хочет поступить так, как я пожелаю. А желаю я для нее именно этого союза.

— Разумеется. Кто же счастливец?

— Я вам сказал: мой лучший друг. Ни о ком другом я бы не подумал. Предоставим, однако, события их естественному течению.

Буря, поднявшаяся в душе полковника, затуманила ему разум; лицо Уилоби, казалось, дышало доброжелательством и дружбой — отчего бы в самом деле не поверить, что этот искусный комбинатор замолвил мисс Мидлтон словечко о своем лучшем друге?

Кто же этот лучший друг?

Полковник ни на минуту не ощущал себя предателем и поэтому, при всей своей сообразительности, был совершенно сбит с толку.

— А вы не подскажете его имя, Уилоби?

— Нет, друг Гораций, это было бы несправедливо по отношению к нему, да и к ней тоже. Подумайте сами! Покамест положение еще довольно щекотливое. Не торопитесь!

— Разумеется. Я и не прошу назвать имя полностью. Только инициалы.

— Вы славитесь своей догадливостью, Гораций, а в данном случае загадка не так уж и трудна, если для вас вообще существуют трудные загадки. Я почти в одинаковой мере питаю дружеские чувства к нему и к ней. Вы это знаете, и я был бы очень рад, если бы эта партия состоялась.

— Это по-княжески! — воскликнул де Крей.

— Не нахожу. Просто разумно.

— Что и говорить! Но я имею в виду самый стиль вашего поведения. Вам не кажется, что он восходит к рыцарским традициям?

— Не нахожу. Напротив, это новшество — и тем лучше. Пора научиться строить отношения между мужчинами и женщинами на разумных, практических началах. Обычно мы подходим к делу с неверных позиций. А я так терпеть не могу всякий сентиментальный вздор.

Де Крей начал напевать какую-то песенку.

— Ну, а она? — спросил он.

— Говорю же вам: есть надежда на ее согласие.


Еще от автора Джордж Мередит
Испытание Ричарда Феверела

Английский писатель Джордж Мередит (1829-1909) - один из создателей социально-психологического романа. Главные герои романа "Испытание Ричарда Феверела" - богатый помещик и его сын Ричард. Воспитывая своего единственного сына, сэр Остин, покинутый женой, придерживается разработанной им самим системы. Однако слепой эгоизм, побуждающий не считаться с особенностями характера сына, с его индивидуальностью, попытки оградить его от женщин и любви оборачиваются в конечном итоге трагедией.Переводчик романа А.М.


Рекомендуем почитать
Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.


Папа-Будда

Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.


Мир сновидений

В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.


Фунес, чудо памяти

Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…


Убийца роз

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 11. Благонамеренные речи

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.