Эгоист - [218]

Рыбка клюнула. Комплимент, сделанный догадливости полковника, оказался хорошей наживкой.

— Без каких бы то ни было маневров со стороны заинтересованного джентльмена? — спросил полковник.

— Сначала нам нужно как следует его прощупать, друг мой Гораций. Он славится своей неловкостью с женщинами, неумением с ними говорить, и не имеет на своем счету ни единой победы над прекрасным полом.

Уилоби, видно, вздумалось пошутить, и де Крей, входя в игру, приосанился и понимающе усмехнулся.

— И тем не менее вы утверждаете, что названная особа не откажется выслушать беднягу?

— У меня есть основания так утверждать, — сказал Уилоби, который рад был доказать этой готовностью спокойно обсуждать сердечные дела мисс Мидлтон свое полное к ней равнодушие.

— Основания, говорите вы?

— Да, и весьма веские.

— Черт возьми!

— Самые веские, какие только в состоянии дать женщина.

— Право?

— Уверяю вас.

— Ах! Разве это на нее похоже?

— Разумеется, обещаний она не давала никому.

— Вот это уже больше на нее похоже.

— Однако она сказала, что ни за кого другого не выйдет.

Полковник чуть не подскочил.

— Клара Мидлтон так и сказала? — Впрочем, он тотчас взял себя в руки и прибавил: — Подумайте, какая покорность!

— Клара намерена считаться с моими желаниями — только на таких условиях мы и расстаемся. Ну, а я желаю ей счастья. За последнее время во мне произошла перемена: сердце пробудилось ото сна, и я стал думать о других.

— Прекрасно. Но вы как будто не сомневаетесь в другой стороне — в вашем друге?

— Вы слишком хорошо его знаете, Гораций, чтобы сомневаться в его готовности.

— А вы, Уилоби, не сомневаетесь?

— Она и богата, и хороша собою. Да, могу сказать, что не сомневаюсь.

— Трудно представить себе человека, которого пришлось бы тащить на аркане к такому завидному венцу.

— А если и придется его уговаривать, я думаю, мы с вами, Гораций, быстро приведем его в чувство.

— Уж мы ему накостыляем!

— Я люблю видеть вокруг себя счастливые лица, — сказал Уилоби в заключение и напомнил полковнику, что пора переодеваться к обеду.

В том, что де Крей, воодушевившись благородным и человеколюбивым заявлением своего приятеля, с чувством протянул ему руку, не было ничего удивительного. Но только уж очень горячо он тряс ее — и как-то странно дрожал его голос, когда он выражал свое восхищение!

— Когда же мы узнаем о дальнейшем? — спросил он.

— Должно быть, завтра, — сказал Уилоби, — Не надо торопить события.

— Я младенец, младенец, которого убаюкали сказкой!

И с этими словами полковник удалился.

В глазах Уилоби он и был таковым, — впрочем, не столько младенцем, которого убаюкали сказкой, сколько одураченным предателем.

«А я-то думал, что у этого малого голова на плечах!» — мысленно произнес он.

Но как тут не потерять голову, не закружиться волчком, когда человека подстегивают его же собственным тщеславием? Зато какое утешение с высоты своего величия следить за этим вертящимся волчком! И какое блаженство — оставить в дураках вероломного друга! Это способно даже временно утешить нас в собственной, незаслуженно постигшей нас беде.

Несмотря на все свои заботы, Уилоби с удовлетворением наблюдал, как держится с Кларой убаюканный сказкой полковник. Ну, не смешно ли? Острой эпиграммой вписал он свое наблюдение на полях той главы Книги, что трактует о друзьях и о женщинах. И если бы он не был так сильно озабочен и взволнован последним сообщением, которое ему сделали его досточтимые тетушки, он бы всласть предался истинно княжеской забаве, которую доставлял ему его друг Гораций.

Глава сорок восьмая

Влюбленные

Десятый час вечера был на исходе. Летиция сидела в комнате, смежной со спальней отца. Она облокотилась о стол, стиснув пальцами виски. Со стороны могло показаться, что мисс Дейл погружена в размышление. На самом деле она только твердила про себя: все позади, борьба окончена. Когда мысль, растратив все свои силы на укрощение воспаленных нервов, уже отказывается нам служить, природа, словно сжалившись, дарует нам передышку, во время которой мы уже ни о чем не думаем, ничего не чувствуем, а только созерцаем собственные думы и чувствования, единым расплавленным потоком мчащиеся куда-то мимо нас.

Раздался тихий стук в дверь, она откликнулась и, подняв глаза, увидела Клару.

— Мистер Дейл уснул?

— Как будто.

— Ах, мой милый друг!

Клара тихонько пожала Летиции руку, и та ее не отняла.

— Вы хорошо провели вечер?

— Мистер Уитфорд с отцом ушли в библиотеку.

— А полковник де Крей пел?

— Да, и так громогласно! Я думала, каково вам, наверху, но не решилась попросить его петь тише.

— Он, должно быть, в приподнятом настроении.

— По-видимому. Пел он хорошо.

— И вы не подозреваете о причине?

— Меня она не касается.

Клара слегка порозовела, однако выдержала пристальный взгляд своего друга.

— Кросджей лег?

— Давно. Он явился к десерту, но ни к чему не притронулся.

— Странный мальчик!

— Совсем не странный, Летиция!

— Он даже не зашел пожелать мне покойной ночи.

— Ничего в этом странного не вижу.

— Но он всегда — и здесь, и у нас в коттедже — приходил ко мне проститься на ночь. Считается, что он меня любит.

— И еще как любит! Быть может, я и разбудила в нем какое-то мальчишеское чувство, но к вам он по-настоящему привязан.