Его звали Отакар - [63]

Когда в Бузулуке открылась офицерская школа, в которую записали большинство сержантов из рядов оранецких ветеранов, свободник Иржи Ветвичка, который относился к их числу, подумал, что в эту школу могли бы записать и его. Несмотря на то, что он в период республики был обыкновенным рабочим в ловосицком порту и имеет только начальное образование. До войны ему бы, конечно, и мысль такая никогда не пришла — стать офицером, но теперь эта идея неотступно преследовала его.

Взвод как обычно прибыл с полевых занятий на казарменный двор. Сегодня в учебном порядке им командовал он.

— Взвод, стой! Разойдись!

Шестьдесят пар запыленных тяжелых солдатских ботинок затопало по двору.

Ветвичка не видел, что от дверей на него устремлен орлиный взгляд начальника сержантской школы надпоручика Яроша, И хорошо, что он этого не заметил, потому что неподвижное лицо Яроша, словно вырезанный из титульного листа боевика об индейцах лик индейского вождя, поколебал бы его уверенность. Одним своим взглядом Ярош мог подчинить человека.

И только когда свободник дал команду «разойдись» и бойцы разлетелись в разные стороны, точно воробьи, Ветвичка обнаружил стоявшего у двери Яроша. Он вытянулся перед командиром и начал докладывать:

— Пан надпоручик…

— Вольно! — бросил Ярош, не меняя выражения лица, и подошел ближе.

Вокруг сновали бойцы, ревностно отдавая честь командиру, но Ярош вел себя так, будто их не замечал. Он подождал, пока последний солдат не скрылся в коридоре и заговорил:

— Ты знаешь, что производится набор в офицерскую школу?

— Да, пан надпоручик.

— Я дал команду «вольно», так не стой, черт возьми, как бревно! — повысил Ярош голос, но тут же снова перешел на дружеский тон: — Ты не хочешь в эту школу?

— Хочу! — вырвалось само собой у свободника. — Но со мной об этом никто не говорил.

— Я думал, что ты не хочешь.

— Я, я был бы очень рад…

— Да? Гм. Тебя кто-то вычеркнул. Я полагал, что ты передумал.

— Наверное, я кому-нибудь не угодил.

— Как не угодил?

— Ну, вы же знаете… — выдавливал из себя Ветвичка. — Тогда в Оранках… помните, как я к вам влетел в сочельник…

Ярош махнул рукой:

— Это ерунда. А еще у тебя ничего не было? Ни в какие серьезные переделки не попадал?

Ветвичка замотал головой:

— Нет. По крайней мере, я сам об этом ничего не знаю… Может, где-нибудь ляпнул не то…

— Гм, — хмыкнул Ярош, — так, значит, ты говоришь, что хочешь пойти в эту школу.

— Хочу, пан надпоручик, только справлюсь ли? Ведь у меня нет… среднего образования.

— Среднее образование еще не делает солдата.

Разговор окончился. Свободник попросил разрешение идти и, четко повернувшись кругом, направился к входу в казарму.

Вечер. Дежурный по школе десятник кричит:

— Юра, тебя вызывает командир!

Ветвичка постучал в дверь кабинета, как любил Ярош. Потом, четко, печатая шаг, вошел и щелкнул каблуками:

— …прибыл по вашему приказанию!

Ярош оторвался от бумаг, лежавших на столе, откинулся на спинку стула и сказал:

— Так, стало быть, зачислили тебя в офицерскую школу.

7

Армия — это, конечно, не только занятия, чистка оружия и обмундирования, уборка помещений. Это также и прогулки, минуты отдыха… И во время войны у них оставалось немного времени на танцы в столовой, прогулки с девушками по парку имени Пушкина, где по воскресеньям играл батальонный оркестр, или по берегу реки, поросшему высокой шелковистой травой, пряно пахнущей цветущей полынью. Были у бойцов и командиров и другие интересы: книги, театр, кино, ну и, конечно, спорт. Молодежи просто необходимы динамизм, проба физических возможностей. Разве мог Отакар Ярош, несмотря на свою занятость, упустить возможность участия в каких-либо соревнованиях.

В Мельнике в свое время он занимался всем, что развивало его силу и ловкость. Он играл за спортивный клуб «Мельник» в юниорских футбольной и хоккейной командах. Быстрая, жесткая, темпераментная игра, изобиловавшая силовыми единоборствами, соответствовала его характеру. Сохранилась фотография, снятая перед матчем в Рокищанах в 1934 году. Вот что вспоминает товарищ Яроша по команде:

«Наши хоккейные дебюты отвечали тому времени; сегодняшним игрокам, даже начинающим, они могли бы показаться смешными. Все, что мы надевали на себя, выходя на лед, мы доставали сами. В клубе нам выдавали только майки и трусы. Голени мы защищали футбольными щитками, а кожаные хоккейные перчатки мы знали только по фотографиям игроков пражских команд. С правилами мы знакомились непосредственно — прямо во время игры с соседними клубами, например с «Роудницей», «Брандысом» или с «Кладно». Несмотря на это, где-то в 1934 году — Ота в то время уже готовился к службе в армии — мы заняли первое место в тогдашней кладенской подгруппе. Эта победа давала нам право принять участие в турнире в Татрах, победители которого поступали в высшую лигу. Соперником нашим был ЧЛТК «Пльзень», то есть клуб, который имел несравненно лучшие условия. На матч мы выехали первым утренним поездом. По сегодняшний день помню, что Ота пришел на перрон прямо с танцев, невыспавшийся, уставший. Команда наша состояла всего из семи человек, так что каждый игрок был на льду почти все игровое время. Игроки могли немного отдохнуть только во время удалений. Оте, злоупотреблявшему в тот день жесткой силовой игрой, пришлось несколько раз отдохнуть на скамье штрафников…»