Его звали Отакар - [29]

В колоннах по три роты батальона проходят по улицам Кракова. Чехословацкие бойцы уже знают, что события стали развиваться с невероятной быстротой. Наконец-то они получат униформу и оружие. Далеко вокруг разносятся слова строевой песни. В одном из рядов бодро шагает и поет со всеми вместе и Ярош:

У наших казарм

Ночью стоят часовые.

Не жди, моя милая,

Меня ты не дождешься.

Не жди, иди лучше спать.

А приходи, моя куколка, рано утром:

Откроются главные ворота,

И ты увидишь, как мы маршируем…

В Кракове оживленно. В парках копают окопы. Толпы прохожих, стоящих на тротуарах, приветствуют чехов криками:

— Браво, чехи!

— Вы опоздаете, война уже началась!

— Наши танки уже у Берлина!

Эти новости проносятся по рядам, вызывая улыбки на лицах бойцов. Вот и началось! И поляки наступают — это замечательно!

На вокзале их восхищение поубавилось. Война, оказывается, еще не началась. Что за чепуха!

Поезд шел все время на восток долгие бесконечные часы. Ребята убивали время разговорами, игрой в карты, сделав из чемоданов, положенных на колени, своеобразные столики, некоторые дремали, откинув головы на деревянные перегородки вагонов, другие, прикрыв глаза, вспоминали о родном доме, от которого они с каждой минутой удалялись все дальше и дальше. Каждый из них оставил, на родине кого-то, кто ему очень дорог. Родителей, родственников, девушку или жену с детьми. Нелегко было, уезжать от них. Может быть, кто-то из ехавших в том поезде на восток и расслабился тогда на какую-то минуту, пожалел, что вообще покинул родину, свой дом… Кто знает, удастся ли ему теперь когда-то бросить взгляд на родимый край.

6

Для Отакара Яроша родина — это прежде всего мать, отец, братья…

Мать его по имени Анна была родом из Лужны-на-Раковницку. Отец, Франтишек, родился в Гневковице-у-Гумпольце. И хотя он родился в крестьянской семье, где все срослись с землей, его потянуло в город. Он выучился на слесаря и, став странствующим подмастерьем, обошел несколько европейских стран. Побывал в Австрии, затем перешел через Альпы и очутился в Сербии. Прожив некоторое время в Бане-Луке он направился во Францию. Но стал скучать по родине и заспешил домой.

Отакару врезались в память каждодневные утра в их доме. Мать зовет:

— Иржичек, Отоуш, вставайте, а то опоздаете в школу!

В печке уже полыхает огонь. Отец, как всегда серьезный и неразговорчивый, допивал кофе с цикорием. В большую кружку с кофе он обычно крошил своими грубыми, с потрескавшейся кожей пальцами хлеб, а потом, когда кофе кончался, доедал его ложкой.

Мать в это время клала в его кожаную сумку кастрюльку с обедом: кнедлики с каким-нибудь соусом, булочки с маком или еще что-нибудь… И термос с кофе. В бумагу заворачивала два бутерброда с салом.

— Вот и хорошо, — проворчал удовлетворенно отец, вытер ребром ладони себе губы, отодвинул кружку и встал.

Застегнув на все пуговицы черный потертый сюртук, он вытащил из левого кармана большие часы-луковицу на серебряной цепочке и посмотрел время. Потом захлопнул крышку и положил часы на место. Мать сняла с вешалки видавший виды кожаный пиджак и помогла ему одеться. Осталось только надеть темно-голубую железнодорожную фуражку с лакированным козырьком. Через секунду и это было сделано.

— Ну, я пойду. — Он поцеловал жену в щеку.

— Будь поосторожней, отец, — напутствовала она его, поправляя воротник пиджака. — Возвращайся к нам целым и невредимым.

Отец взял сумку и наклонился к сыновьям:

— А вы, ребятки, не сердите маму. Чтобы я не слышал на вас никаких жалоб.

Каждый из мальчиков поцеловал его и пообещал:

— Не бойся, папа! До свидания!

«Отакар родился в Лоунах 1 августа 1912 года, — записала мать. — Отец работал тогда кочегаром на паровозе. Как раз в тот год управление железной дорогой построило для своих сотрудников новые дома и 1 августа мы должны были переселяться. Все вещи были уже упакованы, мебель вытащена из старой квартиры на улицу. Мы ждали повозку, чтобы ехать в новый дом, как вдруг Отакар начал проявлять признаки беспокойства. Ему, наверное не хотелось родиться на старой квартире. Поскольку на старой квартире у нас остались только голые стены, я быстренько пошла в новый дом, расположенный всего в пятнадцати минутах ходьбы от старого жилища. И вот с двенадцатым ударом часов, во время длинного гудка металлургического завода, возвещавшего о том, что наступил полдень, раздался крик первого новорожденного в новом доме. Новые соседки по квартире, которые заботливо несли в комнату, где лежала роженица, все что нужно, пророчили ему большое будущее. Отакар народился в совершенно пустой квартире, так что на первое время пришлось кое-что занять у соседей…»

— Какое мы ему дадим имя? — советовалась она с мужем. — Мне нравится имя Яромир.

— Яромир? Даже не знаю… — Отец в раздумье морщил лоб. — Гержман тоже хорошее имя. Или Марцел, как ты думаешь? Марцел Ярош.

Первое имя ей казалось уж слишком каким-то громким, а при упоминании второго перед ее глазами вставал чистенький мальчик из знатной семьи.

Когда отец ушел на работу, неожиданно подала свой голос бабушка:

— Я вот что тебе скажу, назови его Отакаром. Читала я книжку об одном Отакаре. Какой же это был смелый парень и во всем, что бы он не делал, он добивался успехов. Красивое имя, и в истории оно оставило след. Чешский король Пршемисл Отакар геройски погиб на Моравском поле…