Его величество Человек - [25]

—Надеюсь, вы-то вели себя сдержанно?

—Пришлось! Но если б это была не общественная работа, я ее за ворот схватила бы!

—Эй, эй, апа! — Абдухафиз предостерегающе поднял палец.

—Не бойся! Из ума, что ли, я выжила, голубчик! Знаю!

—Ни в коем случае никого не заставляйте насильно! Надо объяснять! Все объяснять! Вы же мастер на такие дела.

Икбал-сатанг сомлела от похвалы, раскраснелась даже.

—Видел ты, сколько я собрала?

—Видел, апа.— Абдухафиз изо всех сил старался угодить Икбал, через каждое слово повторял «апа».— Вы уж навестите Кандалат-биби, апа. Я тоже зайду вечерком.

На следующий день Махкам-ака наспех позавтракал и торопливо начал одеваться. Мехриниса тоже накинула на себя теплую шаль.

—Скоро придет Исмаилджан, поэтому тебе лучше остаться дома. Ты пока отшлифуй вчерашние кольца. И отдай ему все, что есть. А я пойду...— Махкам-ака топтался на месте, нерешительно поглядывая на жену.

—Ладно, идите, Пока не поздно,— сказала Мехриниса, снимая шаль.

Кузнец вышел на улицу. Было холодно. Лучи солнца, освещая чистое небо, играли на верхушках деревьев, в окнах многоэтажных зданий. Грязь на немощеных тротуарах застыла плотными буграми, застоявшаяся в колеях вода подернулась тонкой пленкой льда, и под ногами, издавая сухой треск, звенели, разбивались льдинки.

Махкам-ака пожалел, что не оделся теплее. Колючий ветер щипал уши. Он потер их ладонями. Уши мерзли по- прежнему. В конце концов Махкам-ака снял один из поясных платков, обмотал его вокруг головы, закрыл уши. Сразу стало теплее. Так он добрался до Тахтапуля, расположенного в другом конце города. Расспрашивая прохожих, нашел нужный детдом, подошел к нему и остановился у закрытых ворот, охваченный необычайным волнением. Размышляя о том, с чего начать разговор, Махкам-ака не двигался, медленно разматывая с головы поясной платок. Внезапно открылась половинка ворот и появился старик, укутанный в чекмень[38]. Махкам-ака поздоровался. Старик равнодушно ответил на приветствие и ни с того ни с сего начал ворчать:

—Правильно, оказывается, говорят: поручи ребенку работу, а сам беги следом. Уехали чуть свет...

Махкам-ака, не понимая, о чем речь, достал тыквянку и бросил под язык щепотку наса. Старик беспокойно посмотрел по сторонам и заговорил снова:

—Предупреждал я завхоза: не надейся, мол, на них, иди сам...

—Куда это, отец? — опять не понял Махкам-ака.

—Лишь бы привезли. Хорошо, если не прикатят пустую арбу...— Старик не обращал внимания на Махкам-ака.

—Зачем они поехали? — спросил кузнец, но и этот вопрос остался без ответа.

—Сейчас поднимут шум, прожужжат мне все уши эти озорники, разве справишься с ними! — Старик возмущался все сильнее.

Махкам-ака никак не мог уразуметь, чем озабочен старик. Он хотел войти во двор, но не осмеливался сделать это без разрешения.

—Можно пройти? — Махкам-ака все же протянул руку к калитке.

Старик обернулся, пристально поглядел на него и сказал:

—А тут, как нарочно, морозы усиливаются, и зима, кажется, началась раньше обычного.

Махкам-ака не успел ничего ответить, потому что из ворот появился чем-то возбужденный мальчик и подбежал к старику. Старик наклонился, приблизил к нему ухо.

—Там в печке зажгли бумагу, дым стоит столбом! — прокричал мальчик и кинулся обратно во двор.

—Что я говорил! — сказал старик Махкаму с отчаянием и вошел в ворота, размахивая полами широкого чекменя.

Махкам-ака двинулся за ним, догадавшись, что старик туг на ухо.

В глубине двора стоял дом. В окнах Махкам-ака увидел детей, услышал их многоголосый гомон. Старик быстро вошел внутрь, распахнул окно в одной из комнат — и тотчас во двор повалил дым.

Кузнец оглянулся вокруг, заметив справа дверь с надписью: «Директор», открыл ее, вошел. Никого. И в большой комнате и в маленькой — с настежь открытой дверью, где вплотную друг к другу стояли столы,— тоже пусто.

Махкам-ака повернул обратно, вышел на порог и увидел, что старик с Криком торопится ему навстречу:

—Эй, кто вы такой? Как смели зайти без разрешения? Ну-ка, вернитесь назад! — Старик с грозным видом схватил Махкама-ака за руку и стал тянуть его на улицу.

Как ни старался Махкам-ака что-то объяснить, старик ничего не слышал. И дети, выбежавшие во двор, окружили его и тоже принялись дружно выгонять.

—Зачем вы пришли?! Почему открыли дверь кабинета? Может, вы шпион? Надо проверить его! — раздавалось со всех сторон.

Попав в смешное положение, Махкам-ака волей-неволей вынужден был ретироваться. Старик прикрикнул на детей, отправил их обратно в дом, а сам пошел следом за кузнецом. Тогда Махкам-ака остановился и, наклонившись к уху старика, терпеливо объяснил ему цель своего прихода.

—Э, так бы и сказал,— немного успокоился старик.— Все воспитательницы уехали на вокзал. Говорят, еще привезут детей. Тех, кто приехал раньше, разместили в детдоме на Самарканд-Дарбазе. Идите туда.

Махкам-ака огорчился. Опять неудача! Позабыв попрощаться со стариком, он снова двинулся в путь. Идя к трамвайной линии, кузнец восстанавливал в памяти все, что с ним только что приключилось. «Дети-то, надо же, чуть было не приняли меня за вора... нет, за шпиона. Еще немного — и они поколотили бы меня. А старик волнуется, видно, не зря. Нет топлива. Дети дрожат от холода. К тому же, говорит, еще привезут детей. Куда? Сюда, что ли? Выходит, и сегодня прибудет эшелон. А если так каждый день? Где же их будут размещать?» Махкаму-ака казалось, что весь город уже наводнен сиротами.