Его уже не ждали - [118]

Опередив Казимира, Ромка бросился к Стахуру и повис на его руке. Револьвер выстрелил, но пуля, к счастью никого не зацепив, ударилась в цементную стену.

Гай резко обернулся и в дрожащем свете факела увидел, как Казимир сильным ударом ноги свалил Стахура, и тот вместе с факелом полетел в канализационную канаву. В следующий миг вспыхнул факел в руке рабочего в берете. Казимир трижды выстрелил в Стахура, цеплявшегося за край бетонной стены подземелья.

Ромка побежал. На мостике он столкнулся с Гаем, бегущим к друзьям.

— Стахур — иуда! — задыхаясь от слез, крикнул Ромка. — Он убил Ярослава… Дядя Кузьма, Стахур хотел и вас убить, он прицелился…

— Мы так боялись за вас! — преданными глазами смотрел на Гая Казимир. — Когда Ромка сказал, мы кинулись к вам на помощь… Вдруг тут, в туннеле, послышались выстрелы…

— Мы испугались… Думали — это Стахур вас… — прошептал Ромка.

— Так вот кто был провокатором, — подавленно проговорил Гай.

— Предатель нашел достойную себе могилу, — сурово сказал рабочий в берете и с презрением плюнул в канаву, где лежал Стахур.

Глава двадцатая НА ВСЮ ЖИЗНЬ

К вечеру баррикады были разгромлены.

Всю ночь сгоняли в огромную четырехэтажную городскую тюрьму схваченных на Стрелецкой и Краковской площадях рабочих, среди которых были Гай, Богдан, Казимир, Ромка, Антек и много подростков, сражавшихся рядом с отцами в незабываемый июньский день.

Для Вайцеля наступила пора кипучей деятельности. Он почти не выходил из тюрьмы: подготавливал материалы к сенсационному процессу над Гаем и его соратниками.

Утро застало Вайцеля в кабинете комиссара тюрьмы. Вайцель и комиссар стояли у раскрытого окна, защищенного толстыми железными решетками, и смотрели на тюремный двор. С минуты на минуту должны были расстрелять солдата, примкнувшего к рабочим.

Стук в дверь. Надзиратель ввел Казимира.

— О, пан Леонтовский! — с подчеркнутой любезностью встретил узника Вайцель. — Прошу вас, прошу.

Казимир не шелохнулся.

Тогда надзиратель толкнул его к окну.

Казимир увидел тюремный двор, а под высокой кирпичной стеной — смертника. Он узнал Сашка Омелько. К обреченному подошел ксендз с крестом. Сашко Омелько отвернулся и что-то крикнул.

Нарастающая барабанная дробь заглушила его слова. Грянул залп — и солдат упал на каменные плиты двора.

— Так вот, пан Леонтовский, если вы опять будете настаивать, что это вы убили пана Стахура, вас не расстреляют, о нет! Вас повесят!

Вайцель взял со стола бумагу.

— Нам известно: пана Стахура убил Гай. Почему вы вздрогнули? Да, да, Стахура убил Кузьма Гай… Вот протокол. Подпишите его, пан Леонтовский, и через несколько минут вы будете на воле.

Вайцель достал из ящика стола пачку банкнотов.

— Я знаю, вы нуждаетесь… Вот на первое время. Я буду помогать вам. — И тут же приказал надзирателю: — Снимите наручники!

Когда руки Казимира освободились, Вайцель протянул ему белую костяную ручку с пером.

— Прошу, пан Леонтовский!

Казимир не спеша подошел к письменному столу. Как-то нерешительно протянул левую руку, чтобы взять ручку… И вдруг быстро схватил Вайцеля за кисть и правой рукой ударил его в лицо.

Вайцель упал, опрокинув кресло.

Надзиратель и комиссар тюрьмы кинулись на Казимира и с профессиональной ловкостью скрутили его.

— В кандалы! В карцер! — заорал взбешенный комиссар.

Но Вайцель быстро вскочил на ноги и властно крикнул:

— Не смейте! Не надо… В общую камеру! Уведите!

И когда Казимира увели, Вайцель, утирая с лица кровь, стараясь казаться хладнокровным, сказал:

— Не смотрите на меня такими удивленными глазами, пан комиссар. Мы придумаем для этого «боксера» страшную смерть… Приведите мальчишку.

— Привести мальчишку из шестидесятой!

Казимир встретился с Ромкой в полутемном глухом коридоре и успел шепнуть мальчику:

— Не подписывай!

Ромка не понял и переспросил:

— Чего не подписывать?

— Никаких бумаг не подписывай!

— Молчать! — рявкнул надзиратель и свирепо толкнул Казимира.

Ромка стоит перед Вайцелем. Шеф возмущенно кричит на комиссара тюрьмы:

— О, как можно, пан комиссар? Ребенку — наручники. Я доложу об этом самому цисарю Францу-Иосифу!

Вайцель так искренне возмущался, что на лице комиссара появляется выражение неподдельного удивления.

— Ви-ввв-новат… Про-простите…

— Бедный мальчик, — Вайцель ласково гладит Ромку на голове. — Снимите наручники!

— Что стоите? Снять! — поспешно приказывает надзирателю комиссар тюрьмы.

Вайцель открывает портсигар, бросает в рот мятный леденец и угощает Ромку.

— Ты голоден? Да? Дайте ему поесть, — обращается Вайцель к комиссару.

Ромка просветлел и с благодарностью, подмеченной Вайцелем, спрашивает:

— Вы, пан, всех из тюрьмы выпускаете?

— Садись, мальчик, — ласково приглашает Вайцель. — Ага, колбаска, сыр — чудесно!

Ромка робко присел на край стула и с жадностью смотрел на еду, но не дотрагивался до нее.

— Не стесняйся, голубчик, ешь. — И вдруг, сердито сверкнув глазами на надзирателя, Вайцель кричит: — Уходите отсюда! Напугали бедного мальчика…

Надзиратель вышел. Ромка набросился на еду.

— Дайте мальчику пить!..

Вайцель, незаметно для Ромки, подмигнул комиссару тюрьмы. Тот направился к шкафу.

— Ай-яй-яй! Синяки? Они тебя били? — сочувственно качает головой Вайцель.