Его последние дни - [53]

В этот момент дверь комнаты открылась. Андрей оторвался от подушки, предполагая, что пришел отец, чтобы продолжить наказание, но это была мать. Она схватила его за локоть и потащила за собой. Андрей едва успел вскочить, иначе она бы поволокла его по полу. Он никогда не видел мать такой. Она как будто сошла с ума.

— Что ты сделал, а?! До чего ты довел отца?! Он там сидит и плачет теперь!!

Андрей почувствовал ужасную пустоту внутри. Что-то сломалось. Мир оказался еще хуже, чем он предполагал. Теперь он один. Мать дотащила его до спальни, яростно распахнула дверь и чуть ли не закинула туда сына.

— Извиняйся!

Дверь за ним закрылась. В комнате было темно. Отец сидел на кровати спиной к Андрею. Он согнулся, держась за лицо рукой. Андрей отчетливо понял, что сходит с ума.

В соседней комнате разъяренная мать, которая требует, чтобы он извинился перед отцом. Вернуться к ней нельзя. Выйти из спальни — тоже. А прямо перед ним — отец, которому он желает смерти. Находиться с ним в одной комнате невыносимо. Он должен извиниться, чтобы мать его простила? Перед человеком, который не заслуживает даже презрения. Кем станет Андрей, если извинится? Что останется от него самого? От остатков его гордости, без того раненной бесконечными унижениями.

А если он не извинится, что тогда? Что сделает мать? Но ведь она единственная его надежда. Была. Что бы он ни выбрал — это конец. Но гнев матери оказался страшнее.

— Извини, пап, — выдавил Андрей почти шепотом.

Меня выдернуло в реальность. Я понял, что не могу пошевелиться. Из глаз текут слезы, а нижняя челюсть дрожит. Я попытался сменить позу, но не смог. Тело не подчинялось. Такое ощущение, что сигналы из мозга просто не доходят до конечностей. Меня как будто заперли в этом теле, и я никогда не смогу из него выйти. Тюрьма. Худшая из возможных.

Краем глаза я заметил, что кто-то сидит возле моей кровати. Шевелить глазами я тоже не мог. Только закрывать веки. Разглядеть толком сидящего было невозможно. Тем не менее я понял, что это Андрей. И сразу же догадался, что сплю. Уснул, пока обдумывал следующую главу.

— Я тебя ненавижу, — спокойным, но очень усталым голосом сказал Андрей.

И я его отлично понимал. Если бы я мог сказать любые три слова автору своей жизни — они бы совпали со словами Андрея. Заставлять человека, даже выдуманного, переживать все это — бесчеловечно.

Очень чесался нос, и безостановочно текли слезы. Я по-прежнему не мог пошевелиться. Нужно как-то заканчивать этот дурной сон. Нужно выбираться отсюда.

Я собрал волю в кулак и предпринял попытку проснуться, но не смог. Сонный паралич не то чтобы был мне незнаком или сильно пугал, но обычно он проходил довольно быстро либо мне удавалось себя разбудить.

Меня посетила очень дурная мысль — а что, если это не сон? Могло меня парализовать во сне? Допустим, инсульт. Нет, от инсульта вроде только половина тела страдает. Или нет? Что происходит?

Во мне нарастала паника, но очень странная. Сердце не забилось быстрее, дыхание не участилось, организм вообще не реагировал. При этом мне стало так страшно, что спутались все мысли. Я лихорадочно соображал, что же можно предпринять. Допустим, утром придет сестра — она догадается, что я все понимаю? Или решит, что я — овощ? А сможет ли Розенбаум помочь мне? Он умный мужик, может, предложит поморгать, чтобы установить контакт. Но что именно со мной и неужели это навсегда?

Не знаю, как долго это продолжалось, но в какой-то момент я устал бояться. Передумал все панические мысли и успокоился. Мне вспомнилось, как несколько дней назад, хотя, судя по ощущениям, лет сто, я представлял, как меня привяжут к кровати. В некотором смысле сбылось. Только я без посторонней помощи справился.

А еще вспомнил, как говорил Розенбауму, что я останусь писателем, даже если у меня отнимут все. Что буду писать в голове. Можно подумать, что мои слова услышали некие высшие силы и решили проверить, отвечаю ли я за базар. Или дать возможность пережить это, приняв мой выпендреж за желание.

Но справедливости ради — я все равно больше ничего не могу, кроме как писать. По крайней мере пока не придет Розенбаум и не вытащит меня отсюда. Я очень устал. Я хочу, чтобы все это закончилось. Да и что тут писать? Как эту ситуацию перевернуть с ног на голову, вернув Архану контроль?

Никак. Это, судя по всему, и есть та самая точка, которую я искал. Место, где все пошло прахом. Именно тут возникла идея самоубийства, плавно пожирающая все остальное и замещающая собой реальность. Двенадцатилетний пацан фактически умер уже тогда. Дальше он просто хотел, чтобы все это прекратилось.

Я бы засмеялся, если бы мог. Чтобы как-то выразить свои эмоции, пришлось быстро моргать. Ну нашел я эту точку, и что? С чего я взял, что это решит все проблемы? Что боль уйдет, что наступит какая-то другая жизнь. На деле оказалось наоборот, стало хуже. То, что я не хотел вспоминать и сознательно обходил стороной, раздавило меня. Я чувствовал себя обманутым. Я считал себя куда более крепким. А по факту — одно травматичное воспоминание и я готов?

Снова зачесался нос, и меня посетила логичная мысль: если я могу чувствовать зуд, значит, меня не парализовало. Не бывает же, чтобы в одну сторону сигнал проходил, а в другую нет?