Его любовь - [37]
— Не отставать, — снова напомнил Микола Гордею и, пригнувшись, побежал.
Чтобы легче бежалось, а вернее, чтобы просто-напросто убедиться, что он все же движется вперед, Микола начал считать шаги. Десять… двадцать… пятьдесят… Но позади почему-то не слышно частого с присвистом дыхания. Оглянулся. Гордея не видно. Надо же: до сих пор лежит в канаве под насыпью! Но ведь патрули могут заметить его…
Микола остановился, стал делать Гордею знаки: вставай, мол, иначе плохо будет! Гордей поднялся и, пошатываясь, шагнул раз, второй. Только бы не упал, только бы выдержал. До леса еще километра три…
Гордей приближался медленно, повесив голову. Поравнявшись с Миколой, даже не взглянул на него, молча подошел к кусту, под которым сидел Микола, и упал на землю.
— Давай понесу тебя, — сказал Микола, хотя вовсе не был уверен, что сможет поднять Гордея.
— Н-нет, — пробормотал Гордей. — Ты не сможешь…
Он был прав. Микола сам с трудом держался на искалеченных ногах. Его вела вперед только мысль о том, что остановиться — это значит отдать себя на растерзание немецким овчаркам.
— Я не пойду дальше, — неожиданно заявил Гордей. — Нет больше сил… Ты иди, а я не могу…
— Я понесу тебя! — повторил упрямо Микола, хотя знал, что сделать этого не сможет.
Тогда Гордей слабым голосом произнес, что можно попробовать двигаться дальше на каком-нибудь товарном поезде. Дорога в гору, эшелоны ползут медленно, вот здесь они и уцепятся за платформу, взберутся на нее и доедут хотя бы до Василькова.
Микола посмотрел Гордею в глаза и теперь уже убедился, что Гордею очень хочется, чтобы он, Микола, не согласился, хочется, чтобы оставил его одного. Видимо, угнетало Гордея постоянное напоминание о прошлом, а еще больше пугало, очевидно, само возвращение к своим, к партизанам. Скорей всего именно поэтому и отставал он все время, жаловался на усталость и наконец придумал эту несусветную чепуху с поездом.
— Что ж, — глухо ответил Микола. — Жди эшелона… — И добавил с ироническим осуждением: — Может быть, для тебя подадут специальный вагон…
— Я догоню тебя… отдохну немного и догоню… — словно сразу забыв о поезде, обрадовался Гордей.
— Хорошо. Я буду ждать. В противотанковом рву. Помнишь? — Оба знали этот ров, потому что еще в первые дни войны привозили сюда людей из пригородных сел рыть окопы.
— Ей-богу, догоню! И оттуда вместе пойдем.
Микола двинулся дальше. Оглянулся. Гордей лежал под кустом. Может быть, все-таки вернуться, заставить Гордея встать и идти дальше? Но ноги Миколы не восприняли этой команды мозга, а самовольно ускорили шаг, хотя и спотыкались, и подкашивались. Чтобы не замечать усталости, Микола заставил себя бежать. Но что это был за бег! Медленнее, чем ходьба. Но сознание, что он не идет, а бежит, приносило облегчение.
Спасительная зубчатая полоса леса становилась все ближе и ближе. Но и рассвет тоже приближался. А от него нельзя было ждать ничего хорошего. Воздух становился прозрачнее, и серая предрассветная мгла, как бы превращаясь в белесый туман, постепенно оседала в низинах. После вечерней слякоти и ночного дождя утро, наверно, будет солнечным. Но для Миколы это солнце сейчас страшнее мрака…
Но вот замелькали березки, а за ними появились темные стволы сосен и дубов. А вот и песчаный вал вдоль опушки — бруствер противотанкового рва. Фашистских солдат как будто нет поблизости. Можно где-то спрятаться и подождать Гордея. Микола упал на мокрый песок. Отдохнув несколько минут, выполз на верхнюю кромку бруствера и, уже сползая вниз, заметил: на дне кто-то есть. Кто-то, притаившись, сидит в углублении, словно ожидая именно его. Неужели засада? Да нет же! Артем, земляк из Василькова. Артем обрадовался встрече:
— Ты один?
— Нет… с Гордеем.
— Где же он?
— Там. У железной дороги… Подождем немного… Он отдыхает, — объяснил Микола.
— Ну что ж, подождем, — согласился Артем.
Из-за железнодорожной насыпи выглянул ярко-розовый краешек солнца. На его фоне Микола заметил, как по насыпи проплыли черные точки патрулей — не остановились, исчезли. Если бы Гордей до сих пор лежал у колеи, его заметили бы, обстреляли. Значит, там его уже нет. Наверно, дальше пошел один, остался нарочно, чтобы избавиться от Миколы.
— Пора бы ему быть уже здесь.
— А как вы договорились?
— Да так… — Говорить о своих сомнениях и тем более вспоминать о допросе в гестапо сейчас не хотелось. — Он не придет.
Артем пожал плечами:
— Тогда пошли?
Микола колебался: стоит ли рассказывать все о Гордее. Столько пережито вместе, вырвались из преисподней и вдруг… Но еще всякое может случиться. И кто знает, кому суждено выжить — ему или Артему. И Микола коротко рассказал об аресте и допросе, о Ларисе, Гордее.
Артем в раздумье поскреб в затылке:
— Да-а, дело ясное, что дело темное. — И добавил: — Ждем у моря погоды.
— А если придет и нас не застанет?
— Не придет, — уверенно сказал Артем. — Помнишь, Федор как-то говорил о когтях сомнения, угрызениях совести? И если кто подвел друга…
— Ну?
— Вот это и есть «когти». Они и не пустят сюда Гордея.
— А куда пустят?
— Никуда не пустят. Кого мучают угрызения совести, тому не легко. Эх, Федор, Федор…
Казалось, ничто не предвещало беды — ротное тактическое учение с боевой стрельбой было подготовлено тщательно. И вдруг, когда учение уже заканчивалось, происходит чрезвычайное происшествие, В чем причина его? По-разному оценивают случившееся офицеры Шляхтин и Хабаров.Вступив после окончания военной академии в командование батальоном, Хабаров увидел, что установившийся в части стиль работы с личным составом не отвечает духу времени. Но стремление Хабарова изменить положение, смело опираться в работе на партийную организацию, делать «ставку на совесть» неожиданно встретило сопротивление.Не сразу осознал Шляхтин свою неправоту.
Центральное место в сборнике повестей известного ленинградского поэта и прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР Глеба Горбовского «Плач за окном» занимают «записки пациента», представляющие собой исповедь человека, излечившегося от алкоголизма.
Минуло двадцать лет, как смолкли залпы Великой Отечественной войны. Там, где лилась кровь, — тишина. Но победу и мир надо беречь. И все эти годы днем и ночью в любую погоду пограничные дозоры чутко слушают тишину.Об этом и говорится в книжке «Дозоры слушают тишину», где собраны лучшие рассказы алма-атинского писателя Сергея Мартьянова, уже известного казахстанскому и всесоюзному читателю по книгам: «Однажды на границе», «Пятидесятая параллель», «Ветер с чужой стороны», «Первое задание», «Короткое замыкание», «Пограничные были».В сборник включено также документальное повествование «По следам легенды», которое рассказывает о факте чрезвычайной важности: накануне войны реку Западный Буг переплыл человек и предупредил советское командование, что ровно в четыре часа утра 22 июня гитлеровская Германия нападет на Советский Союз.
В повести и рассказах В. Шурыгина показывается романтика военной службы в наши дни, раскрываются характеры людей, всегда готовых на подвиг во имя Родины. Главные герои произведений — молодые воины. Об их многогранной жизни, где нежность соседствует с суровостью, повседневность — с героикой, и рассказывает эта книга.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.