Его любовь - [141]

В тот же вечер Капнист заранее появился в гостиной вместе со своей женой, такой же тучной и черной, как он сам. Поздоровался с княгиней и, сразу же подойдя к Варваре, вполголоса спросил:

— Что с вами?

Они разговорились, и Капнист попросил княжну показать стихи, которые посвятил ей Шевченко, — они, мол, очень заинтересовали его жену.

Варвара охотно принесла заветную тетрадь. Пока жена Капниста с деланным интересом листала странички, сам он снова заговорил о Шевченко.

А когда упоминали о Тарасе, Варвара всякий раз мгновенно оживлялась, говорила взволнованно, с воодушевлением. Так было и сейчас. Она даже не задумалась над тем, с какой целью Капнист затеял этот разговор, и наивно верила, что его и его жену в самом деле интересуют стихи Шевченко, и ее, Варварино, дружеское отношение к нему.

Однако Капнист не собирался выслушивать ее долгие и восторженные высказывания. У него была своя цель, и он попытался направить беседу в нужном ему направлении.

Вспомнил, как бы между прочим, рецензию на «Гайдамаков» в журнале «Москвитянин», где будто бы мысли автора во многом перекликались с его замечаниями.

— Помните, я высказывал их в вашем присутствии после чтения Шевченко его поэмы? — самодовольно напомнил он Варваре.

Княжна не забыла этого случая, однако, что именно говорил тогда Капнист, вспоминать не желала, потому что ее тогда очень удивили и рассердили его слова. Она сдержанно промолчала.

Капнист тоже помолчал, потом сказал:

— Да… После обеда я отправился в свою комнату, чтобы немного отдохнуть. Когда шел мимо мастерской, двери были приоткрыты, и я невольно услышал мужские голоса. Шевченко с веселой беззаботностью назвал ваше имя, и я остановился…

Варвара вспыхнула и резко оборвала Капниста:

— Я не желаю ничего знать о подслушанном вами разговоре!

— Ах, как же вы во всем горячи! Остановитесь! Сделайте одолжение, выслушайте меня! У вас такие оскорбительные подозрения — я ведь задержался, чтобы прикрыть дверь. Вот и все. Не мог же я прикинуться глухим, когда произносилось ваше имя.

— Меня больше волнует, где сейчас Тарас Григорьевич, — сказала княжна, немного успокоившись.

— Не иначе как с его высокопьянейшеством мочемордием.

— Неужели он не отвернется от этого ходячего бочонка? — воскликнула с глубоким огорчением Варвара.

Капнист поспешил иронически вставить:

— Когда-то благородные обладатели крепостных душ лишь гаремы заводили из собственных девок, а теперь и женятся на них.

В этих его словах был намек на то, что Виктор Закревский женился на своей крепостной.

Это замечание Капниста княжна пропустила мимо ушей. Она хотела до конца высказать свои опасения:

— И неужели Тарас Григорьевич способен фосфорический блеск принять за настоящий огонь?

Капнист догадался, что имеется в виду Ганна Закревская, и сказал:

— Ганна Ивановна хотя еще и молода, но все же она — уважаемая супруга богатого помещика и не станет терпеть волокитство нищего поэта.

— Но ведь она его не стоит! — горячо возразила княжна.

— Она его недостойна? — удивленно переспросил Капнист. — Простите, она богата, красива, а он… в нем-то что?

— Что в нем? — переспросила княжна. — Гений, доброта, высокая душа… Он весь — поэзия!

— О, смилуйтесь! Но даже если Тарас Григорьевич действительно наделен всеми этими достоинствами, все равно о Ганне Ивановне нечего ему и помышлять.

— Ради бога, оставьте! — с досадой проговорила княжна. — Положение и деньги нельзя ставить выше гениальности и душевного благородства..

Капнист недовольно наморщил узкий лоб, помрачнел — никак не удается попасть в тон. Попробовал еще уверить, будто, осуждая Шевченко, он делает это прежде всего потому, что заботится о княжне.

— Предостерегая, я лишь пытаюсь открыть вам глаза на определенную женскую неосведомленность и на порой чрезмерную мужскую самоуверенность.

— Но ведь Тарас Григорьевич… — начала было княжна, но Капнист не дал ей договорить, словно бы сразу уловив ее мысль.

— Да-да, я согласен, он не имел и не имеет никаких дурных намерений в смысле ваших взаимоотношений, но тем не менее… — вздохнул он участливо. — Не всегда, к сожалению, проявляет он достаточную прямоту…

— И все-таки я, его люблю! — упрямо воскликнула княжна. — Как брата… — добавила она с невольной дрожью в голосе. — И ничьи усилия не смогут повлиять на мои чувства.

Капнист через силу улыбнулся.

— А не причинит ли Тарасу Григорьевичу вред чрезмерное проявление вашего внимания? — заговорил он сразу как-то подчеркнуто сухо и осуждающе. — А не вскружит ли ему голову ваш к нему интерес? Не отразится ли это нежелательно на его творчестве? Об этом вы подумали?

Княжна умолкла, глядя на Капниста широко открытыми глазами: об этом она в самом деле не подумала. А впрочем, о чем здесь, собственно, думать? Как может ее искреннее, бескорыстное внимание повредить Тарасу Григорьевичу и почему у него из-за этого закружится голова?

— Неужели вы считаете, что вашего чувства достаточно, чтобы его исправить? — безжалостно добавил Капнист.

Боже, что он говорит! Как это — исправить, и кто имеет право вмешиваться в жизнь поэта!

Она не смогла убедительно сказать об этом и только прошептала: