Холли, закрыв дверь в свою спальню, прислонилась к ней и выдохнула с облегчением. Юлий поверил ей, он действительно поверил, что она не собиралась красть эти запонки. Она совсем не помнила, как положила их в карман. Должно быть, это произошло, когда она услышала Софию…
Но Юлий сказал, что ей верит.
Как он мог?
Она бы ни за что не поверила, если бы была на его месте. Но она вообще никому не доверяла. Она всегда была готова к тому, что ее в любой момент могут использовать.
Был ли Юлий другим? Был ли он таким человеком, который не спешит судить других, пока не узнает о них все?
Холли подумала, что она, возможно, зря так враждебно относится к нему. Он может оказаться самым лучшим ее союзником из всех. С самого первого знакомства она пытается оттолкнуть его.
Было ли уже слишком поздно, чтобы повернуть все вспять? Да и стоит ли оно того? Она пробу дет здесь еще пару недель, а потом уедет из этого дома.
У Холли никогда не получалось привязываться к одному месту или человеку. Всегда все менялось: люди, места, обстоятельства. Она могла чувствовать себя безопасно, а потом вдруг земля уходила из-под ног, и она больно ушибалась, падая.
Вот и сейчас она не чувствовала необходимости в том, чтобы привязываться к этому дому и к его хозяину. Она ведь была в тягость для него, как, впрочем, и для всех.
Холли все еще испытывала те невероятные ощущения блаженства, которые подарил ей Юлий. Никогда с ней не происходило ничего подобного. Едва он прикоснулся к ней, она сразу же оказалась на седьмом небе. Но он оставался с ясной головой, держа все под контролем. Она даже предложила доставить ему удовольствие, но он отказался.
Холли до сих пор не понимала, почему сделала это – предложила ему заняться оральным сексом. Она же ненавидела это. Запах мужской спермы вызывал у нее, как правило, тошноту.
Но с Юлием все было по-другому.
Его запах был свежим, опьяняющим, совсем не тем привычным, вызывавшим отвращение. И она хотела его, хотела изучать, доставлять ему удовольствие. Но он не настаивал и не давил.
Он доставил ей удовольствие, не ожидая и не прося ничего взамен. Даже сейчас она продолжала чувствовать теплые волны наслаждения, проходящие через ее тело, пробуждающие другие потребности. Потребности, которые жаждали быть удовлетворенными. Что-то изменилось в их отношениях, но она не могла точно сказать что. Но никто раньше не верил ей. Никто.
Когда на следующее утро Холли спустилась в гостиную, чтобы накрыть завтрак, София уже была там.
– Я собираюсь провести несколько дней с сестрой, – сказала она, – вы хорошо здесь справляетесь, и я подумала, что могу уехать. Мария заберет меня через несколько минут.
– А что сказал Юлий? – нахмурилась девушка. – Я имею в виду, что вы оставляете меня за главную?
– Он и предложил это.
– Серьезно? – Девушка нахмурилась еще сильнее. – А что скажет Наталья? Разве вы не должны наставлять меня?
На лице Софии появилось обеспокоенное выражение.
– Вы думаете, что мне не надо ехать? Я могу все отменить. Уверена, сестра не будет возражать.
– Нет, не нужно.
– Сеньор Равенсдейл несет полную ответственность за вас, – сказала София. – Я здесь в качестве наставницы, которая вам и не нужна. Вы во многом более компетентны, чем я. Ваши блюда просто отменны. Я должна брать у вас уроки кулинарии.
– Да, легко готовить вкусности, когда под рукой высококачественные продукты.
София улыбнулась:
– Вы не могли бы отнести сеньору Равенсдейлу его завтрак? Он сейчас в маленькой столовой наверху.
– Конечно.
– А вот и Мария приехала. – И еще раз улыбнувшись на прощание, София ушла.
Холли взяла поднос и пошла наверх. Маленькая столовая находилась далеко от кухни, но это была прекрасно отделанная в восточном стиле комната, и из нее открывался чудесный вид на сад и озеро. Она была здесь несколько раз, чтобы стереть пыль и пропылесосить. Цветовая гамма желтого с голубым придавала комнате свежий вид.
Когда Холли плечом открыла дверь, то вся сотряслась от страха. Двери, ведущие на балкон, были широко раскрыты. Юлий сидел за столом и перед ним лежали какие-то бумаги. Легкий ветерок приподнял их, и она видела, как он положил на них руку.
Он, должно быть, почувствовал ее присутствие или услышал дребезжание чашек на подносе, потому что поднял голову:
