Его Америка - [15]
После освещения силлабуса профессор попросил, чтоб каждый студент поочередно рассказал о себе — кто такой, откуда взялся, на кого хочет учиться, — и, написав свое имя большим шрифтом на бумаге, поставил перед собой. Оказалось, все чернокожие в классе выходцы из африканских стран, другие из Латинской и Центральной Америк, я, одна украинка и другая монголка из Азии и еще пара ребят из Океании. Да, круто. Но я почувствовал себя дискриминированным: все иностранцы и ни одного американца. Ну, понятно, что американцу брать ESL бессмысленно, а все же обидно, однако, что в классе только мы — новобранцы иностранцы. Итак, мы представились. Мужик, кажется, пробормотал, что рад видеть нас всех таких из разных стран, и простился до следующего урока в пятницу, написав на доске домашнее задание.
Стой. Написав на доске домашнее задание? Это так мило. В начальной школе учительница тоже всегда в конце урока писала на доске задание на дом. И после занятий мы маленькие-миленькие собирались и с тяжелой от учебников и тетрадей сумкой на плечах и трепетной, нестерпимой радостью в сердце спешили домой, чтоб поделиться с мамой новым тем, чему сегодня научились в школе. А она с любовью участвовала в светлой детской радости нашей, помогала сделать домашку, освоить пройденное. И так проходило детство; счастливое от того, что мы получали удовольствие от новых знаний. И так проходило детство…
Это воспоминание приносит катарсис подобно тому, как рассказы Эриксона Мильтона14 о росте семени помидора рождали покой у онкобольного.
После ESL c 10 до 10:50 было плаванье. Но сегодня мы в бассейн не зашли. Дождавшись всех студентов, инструктор представилась сама и затем попросила нас рассказать немножко о себе и о том, почему или зачем берем сей класс. По сути, кому-то он нужен из-за кредита, кому-то хочется просто спортом заняться, а я сказал, что боюсь воды и пришел вот побороть свой страх. Дальше, как и было в ESL, инструктор объяснила требования к студенту и то, как мы можем получить максимальную оценку, то есть А. Надо не упускать уроки, не опаздывать (три опоздания есть один пропуск), быть в купальном костюме и практиковать, посетив бассейн вне урока минимум пять раз. Она похвасталась, что обычно в этом ее классе к концу курса студенты могут нырять в воду, плавать в нескольких стилях и даже играть в поло. Пятьдесят минут быстро прошли, и я, так и не попробовав воду даже носочком, вернулся в раздевалку быстро одеться, чтоб успеть на следующий урок.
А следующим была история Америки с 11 до 11:50. Мы зашли в аудиторию, расселись кто куда и стали ждать. Но профессор, рыжий очкастый американец лет тридцати, не спешил вымолвить словечко. Он раздал нам всем мел — что заняло около минуты, студентов-то ведь много, — подошел к своему столу и, написав в середине доски большим шрифтом «American History», повернулся к нам и сказал, что сегодня урока не будет. «Что? — думаю я радостно. — Уже с первого дня нету класса?» Ан нет. Профессор оказался хитрее. Он попросил нас взять розданные кусочки мела и, подойдя к доске, написать все, что в голову придет, связанное с историей Америки, и затем связать написанное стрелкой к надписи на доске или же создавать новые связи из уже написанных понятий.
Началось колыхание студентов. Кто-то уверенно писал что-то и чертил от написанного линию к центральной надписи. Кто-то ассоциировал придуманное с уже написанным и так создавал другой центр. Кто-то вовсе ничего не писал и с мученическим видом смотрел на создаваемую мозаику на доске. Я же сначала написал «myths» и связал с «American History», а затем, несколько подумав, в правом краю написал «American Dream». Написал и набросал Статую Свободы рядом. Мы так стояли до 11:45, пока профессор, спрятавшийся в другом конце комнаты, не обратился к нам с просьбой сесть на места. Мы сели и направили внимание на него. Он, уже добравшийся до своего учительского стола, смотрел на нас с минуту и затем сказал следующее: «Well, за время этого курса мы, конечно, не успеем пройти все то, что написано вами на доске, но до 1865-ого года мы дойдем».
После он продиктовал домашнее задание и вышел из аудитории. А я потопал на следующий класс, хотя это неординарное открытие урока было в мыслях целый день. Да и сейчас я думаю об этом. Вот это творчество! Ведь педагогическая деятельность, она по сути творческая. Это когда преподаватель творит: меняет существующие или придумывает новые формы, методики, приемы обучения, знания, навыки, и так процесс образования становится краше, интереснее, эффективней. Если этот оригинальный профессор с самого первого дня вызвал такой большой смак к уроку, то весь грядущий семестр, наверное, доставит всё больше и больше удовольствия от новых знаний — пищи для ума моего.
После истории Америки с 12 до 12:50 шел французский. Профессор на этом классе необычностью не удивил, пошел по привычному сценарию первого дня. Представился, минут пятнадцать объяснил по силлабусу и сразу начал урок.
Ничего особенного, учим язык. Хотя есть один казус: американцам не удается с первого раза перенять произношение французских слов. Они так смешно их выговаривают. И вообще, почти все американцы, с кем мне довелось познакомиться, никакого иностранного языка не знают. В этом смысле мы удачливы: знаем и, следовательно, пьем и из русской культуры, и из турецкой, и из англоязычной.
