Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - [97]

Когда к тирану в дом войдет свободный муж,

Он в тот же самый миг рабом становится[71].

Корнелию, готовившуюся последовать за супругом, Помпей попросил подождать и посмотреть, что произойдет с ним, когда он окажется на берегу. Это были последние слова, с которыми он обратился к оставшимся на корабле. Приказав гребцам взяться за весла, Ахилла направил лодку к берегу. Воцарилась тишина. Никто из сидевших в лодке не говорил и даже не шевелился. Септимий вытянулся, как на военном построении, и Помпей понял, что его спутник был легионером. Присмотревшись к нему повнимательнее, бывший консул тихо промолвил: «Если я не ошибаюсь, то узнаю моего старого соратника»[72], и Септимий кивнул. Помпей снова вздохнул и, достав из рукава текст своего обращения к Птолемею, стал его читать. Увидев, что его спутник занят, Септимий вынул свой меч и нажал пальцем на кончик лезвия, проверяя его остроту.

Лодка подошла к берегу, и Помпей поднялся, чтобы сойти с нее, а затем увидел, как блестит на солнечном свете металл. Он задержал дыхание и закрыл глаза, а Септимий ударил его мечом, целясь в сердце. Убийца промахнулся, но Помпей, потерявший сознание, упал на скамьи для гребцов. Затем подлый Ахилла сделал шаг вперед и стал бить Помпея мечом до тех пор, пока тот не испустил дух. Сойдя на берег, убийца нанизал голову Помпея на копье и с победным видом показал ее царю, а обезглавленное тело гребцы сбросили в воду. Там волны мотали его до тех пор, пока вольноотпущенник Филипп и старый легионер Корд, тайно пришедшие на берег после наступления темноты, не сложили небольшой костер и не сожгли останки. Так настал конец Помпея, прозванного Великим, которого «так долго сопровождала удача, покинувшая его в единственный миг, когда ему был нанесен смертельный удар».

Через несколько дней в Александрию прибыл Цезарь. После битвы при Фарсале он опередил свою пехоту и поспешно направился верхом в Сест, город на берегу Геллеспонта. Там он остановился в ожидании своих легионов. Но они были слишком далеко, и, охваченный нетерпением, Цезарь вместе с сопровождавшими его людьми пересек пролив в хлипких береговых шлюпках. Где-то на середине пути он решил, будто его ждет неминуемая гибель. К лодкам приближалась эскадра вражеских кораблей, и Цезарь мог быть захвачен в плен. Но ему сопутствовала особая удача, и вместо того, чтобы предать Цезаря, капитан стал просить у него прощения и передал свои триремы в его распоряжение. Оказавшись на острове Родос, Цезарь узнал, что Помпей собирался укрыться в Египте, и направился в Александрию. Через три дня его корабль вошел в порт, и Феодот, захватив с собой голову Помпея и его перстень с печатью, поспешил подняться на борт, чтобы поприветствовать победителя в сражении при Фарсале.

Слушая рассказ Феодота, Цезарь был мрачен. Смерть такого благородного человека, как Помпей, искренне его опечалила, а сопровождавшее ее вероломство заставило содрогнуться. Взяв себе перстень, он приказал с почестями похоронить голову Помпея в храме Немезиды и потребовал, чтобы Феодот рассказал ему о детях Птолемея Авлета. Только тогда Цезарь узнал о ссоре брата и сестры, о вмешательстве в нее Потина, поддержавшего мальчика, о бегстве Клеопатры из Александрии и о том, что она собрала войско, во главе которого подошла к Пелусию.

Слова Феодота заинтересовали, но в то же время весьма озадачили Цезаря. С одной стороны, ему следовало срочно возвращаться в Рим, а с другой – будучи консулом, он должен был помирить детей Авлета, оставленных отцом на попечение Республики, прежде чем покидать Египет. Цезарь учитывал еще один факт. Некогда он согласился вернуть Птолемея Авлета на трон в обмен на значительную сумму денег, которую, впрочем, так и не увидел. Цезарь полагал, что дети Птолемея поступят очень благородно, если почтят память своего отца, исполнив данное им обещание.

Первыми с корабля сошли ликторы консула. Жители Александрии с удивлением взирали на фасции, неотъемлемый атрибут всех, кто относился к этой категории. За ними следовали одна или две когорты италийских солдат, внешность и манера поведения которых заметно отличались от свойственных неотесанным германцам и галатам, служившим по призыву Габинию. В конце процессии шел сам Цезарь. Ликторы расчищали путь в толпе зевак, и в конце концов Цезарь зашел на территорию дворца. Казалось, будто все кругом вымерло, – в здании не оставалось никого, кроме Арсинои, ее совсем маленького брата и нескольких слуг. Цезарь не стал покушаться на их частную жизнь и, заметив красивый павильон, разместился там. Затем он приказал Феодоту отправиться в Пелусий и сообщить царю и его сестре о том, что Цезарю необходимо, чтобы они прибыли в Александрию.

Для того чтобы скоротать время в ожидании приезда брата и сестры, Цезарь стал осматривать город. С тех пор как за шестьдесят лет до этого Александрию посетил Сципион Африканский, она еще больше разрослась и разбогатела. Число храмов и общественных зданий заметно увеличилось, как и численность населения, ставшего еще более разношерстным. Казалось, будто жители каждого района говорят на языке, отличном от использовавшегося их соседями. Официальным языком оставался греческий, на нем же велись деловые переговоры и составлялись документы, но чаще всего в городе слышалась египетская речь. Цезарь неспешно прогуливался по оживленным городским улицам. Та искренность, с которой этот высокий и красивый человек приветствовал прохожих, и его изысканные манеры не могли не вызывать у окружающих уважение и восхищение. Одевался он очень скромно – в тогу, по краю которой шла полоса пурпурного цвета, олицетворявшая его принадлежность к сословию всадников, неплотно подпоясанную на талии. Единственным украшением, которое он носил, был перстень с изображением Венеры Победоносной, символизировавший его принадлежность к патрициям.