Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - [87]

Глава 12 Птолемей Неос Дионис, более известный как Авлет 80–51 гг. до н. э.

Хорошая память никогда не была отличительной особенностью александрийцев, и, увлеченные таким захватывающим занятием, как поиск нового правителя, они забыли о трагическом убийстве царицы. У них было мало времени. Ходили слухи, будто муж Береники завещал Египет римскому сенату, что на престол претендует представитель династии Селевкидов. Александрийцы были готовы принять в качестве царя любого из Птолемеев, рожденного как в законном браке, так и вне его, лишь бы Египет не стал частью Республики или не оказался бы во власти иноземца.

Горожане вспомнили о потомках Птолемея Лафура от неизвестной наложницы, нашедших убежище в Понте. Правитель этого государства Митридат, имевший склонность к авантюрам, очевидно, с готовностью принял отставную любовницу Лафура и ее незаконнорожденных детей, вполне здраво полагая, что каждый внебрачный ребенок правителя является потенциальным царем. Поэтому, когда в Понт прибыло приглашение, Митридат сердечно попрощался со своими гостями и отправил их в Египет через Сирию, а македонская община с почтением приняла это небольшое семейство, состоявшее из двух Птолемеев и двух Клеопатр.

За македонянами последовали другие общины. Старшего сына приветствовали как будущего царя, а младшему передали власть над Кипром. Жители Египта хотели, чтобы первый в соответствии с традицией женился на своей сестре Три-фене. Невеста тотчас же отказалась от имени, данного ей при рождении, и стала именоваться Клеопатрой. Соответственно, супруги называли себя «Братом и сестрой, отцелюбивыми богами». Наиболее циничные александрийцы улыбались, когда слышали этот эпитет. По их мнению, для нового царя больше подходило другое прозвище – Нот, «Незаконнорожденный», которое использовалось в самых широких кругах до тех пор, пока александрийцы не заметили его любовь к игре на флейте и не прозвали его Авлетом, то есть «Флейтистом».

Как бы то ни было, жители столицы, избавившиеся по крайней мере от одной угрозы, чувствовали себя более свободными. Ни один из представителей династии Селевкидов теперь не мог захватить власть в Египте, а в Риме к избранию Авлета должны были отнестись вполне благоприятно. К несчастью, никаких вестей от сената не поступало, и александрийцы медлили с проведением обряда коронации. Молодой царь беспокоился меньше своих подданных до тех пор, пока его учитель Херемон не объяснил ему, насколько важно заручиться поддержкой Рима. Отныне между Римом и Египтом сложились такие отношения, при которых право Птолемея занимать престол, прежде зависевшее от капризных жителей Александрии, теперь было обусловлено поддержкой сената. В конце своего наставления Херемон описал римское общество, нарисовав при этом довольно мрачную картину. Добродетель и патриотизм остались в прошлом, все римляне стали продажными, установления рушились. Философ призвал своего ученика помнить, что проблему, с которой не сможет справиться дипломатия, поможет решить подкуп. Он считал, что цена, конечно, высока, но Египет достаточно богат для того, чтобы ее заплатить.

Однако Херемон ввел царя в заблуждение – Египет обладал меньшими ресурсами, чем полагал философ. Доходы уменьшались, а расходы росли. Еще большую угрозу представляло то, что способность жителей страны платить подати достигла дна. На протяжении нескольких лет вклад Кипра в египетскую казну был незначительным, а Киренаика больше не платила дань. Митридат забрал украшения, увезенные на Кос третьей из Клеопатр, а римляне прибрали к рукам деньги, хранившиеся в Тире. Одновременно снижалась прибыль от царских монополий, а доходов от золотых рудников в Нубии и на побережье Красного моря едва хватало для покрытия затрат.

Проблемы государства отразились на торговле. «Банкиры» и люди, имевшие деньги, стали с большой осторожностью относиться к вложению средств в различные предприятия. Некоторые виды ремесла, такие, например, как производство льна, угасали, а беднейшие слои населения Александрии стали испытывать муки голода. Крестьяне, не уверенные в рынке сбыта, перестали отправлять в город продукты питания, и в Александрии начался бы голод, если бы не умелые действия царских советников. Положение спас царский указ, в котором говорилось: «Ни один из номов выше Мемфиса, занимающихся выращиванием пшеницы и бобов, не должны вести дела в Нижней стране или в Фиваиде с помощью обмана. Все продукты должны быть посланы в Александрию, а тот, кто нарушит этот указ, будет предан смерти»[65].

Таким образом, до того, как восстановится торговля, выполнить совет Херемона было невозможно, и не по годам мудрый Птолемей Авлет решил пойти другим путем. Он стал жаловаться на то, что обряд коронации не проводится, и спрашивать, какое отношение к этому ритуалу имеет Рим. «Разве я не сын Птолемея? Разве не прибыл я в Египет по приглашению его обитателей? Тогда к чему эта задержка?» – спрашивал он у своих советников, а за пределами дворца ходили слухи, в которых точь-в-точь повторялись эти его слова.

Речи царя, не прошедшего ритуал коронации, задели тщеславие александрийцев, и они стали требовать, чтобы обряд был проведен как можно быстрее. Советники подчинились, но поставили единственное условие – коронация должна была проводиться тайно. Они попросили верховного жреца из Мемфиса прибыть в Александрию и провести обряд в столице. Это было отступление от традиции, но Па-шер-эн-Птах, бывший тогда верховным жрецом, не возражал. На данную должность его назначил Птолемей Лафур, и он хотел отдать долг, короновав сына своего покровителя и назвав его «царем Верхнего и Нижнего Египта, Владыкой Обеих Земель, Отцелюбивым и Сестролюбивым богом, новым Осирисом», причем там, где ему скажут. Из-за своей угодливости он ничего не потерял, тем более что в конце ритуала царь назначил его царским пророком и щедро вознаградил за труды, связанные с приездом в Александрию. Подобный способ вложения денег оказался довольно выгодным, так как позднее Па-шер-эн-Птах организовал царю в Мемфисе достойную его встречу.