Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - [44]

К слову сказать, Зенон не разбрасывался собственными деньгами. Он давал их в долг, но требовал за это 25 процентов от суммы задолженности. Одного из своих заемщиков по имени Филом он заставил не только заложить свою заработную плату за год вперед, но и добавить к ней двух рабынь. К тому же Зенон не доверял женщинам, причем не только в денежных вопросах, но и в том, что касалось их добродетели. К примеру, Асклепиаде так и не удалось ничего из него вытянуть. Эта женщина отправилась вверх по течению реки, чтобы поймать сбежавшего мужа. Ничего нового о нем она не узнала и, добравшись до Фив, сама оказалась на мели. Асклепиаде не хватало денег даже на то, чтобы вернуться в Мемфис. «Не согласится ли Зенон, – с почтением писала она, – прийти мне на помощь?» Но Зенон не собирался делать этого. Он знал, каким характером обладает эта дама, и сочувствовал в сложившейся ситуации не ей, а ее мужу.

Кроме того, широко было распространено мнение о том, что Зенон держит среднеегипетских чиновников, ведавших пошлинами, под каблуком. В итоге совершенно незнакомые ему люди, как и те, кого он знал, ничуть не смущаясь, просили его повлиять на этих чиновников. Стремление избежать внутренних таможен и транзитных пошлин вполне можно было понять. Обложению пошлинами подлежал любой товар, на что жаловались все торговцы поголовно. «Ты, Зенон, должно быть, удивлен, – с раздражением писал управляющему Аполлония александрийский торговец, – что я вроде как не знаю, будто одежда облагается пошлинами. Конечно же, это мне прекрасно известно. Но я также знаю, что ты можешь избавить меня от этой неприятности». Контрабанда в эллинистический период была распространена довольно широко, но честь людей того времени ничуть не страдала от получения или дачи взяток. Сами чиновники далеко не всегда были непогрешимы. В качестве примера можно привести указания, которые начальник давал своему подчиненному относительно платы. «Как только соберешь достаточно пошлин за товары, заплати Крату 75 драхм за вычетом четырех. Но заставь его сделать расписку, где будет сказано, что он получил все 75. Кажется мне, – пишет разозленный начальник, – что ты пренебрегаешь своими возможностями».

Возвращаясь к Зенону, следует сказать, что его добросердечие имело границы. К примеру, он не собирался прочесывать всю сельскую местность для того, чтобы добыть горшок с аттическим медом, который был нужен какому-то незнакомцу, причем независимо от того, что автор письма уверял его, будто «боги провозгласили, что именно этот мед вернет мне зрение». Не собирался он идти на поводу у автора другого письма, просившего его достать «кувшин сладкого вина», несмотря на то что в постскриптуме говорилось: «Если бы я мог купить вино на рынке, я бы не беспокоил тебя». Между прочим, этот человек стал исключением – другие не были достаточно смелыми для того, чтобы извиниться, и достаточно учтивыми для того, чтобы отправить хотя бы одну строчку с благодарностью. Были даже те, кто с негодованием жаловался на то, что Зенону для выполнения их поручений потребовалось слишком много времени. Довольно беспардонный человек по имени Дейнократ дал ему настоящий нагоняй за задержку с отправкой новых шестов для палатки и кувшинов для вина и грозно требовал от Зенона объяснений.

Иными словами, Зенон сумел определить какую-то границу. Он мог за деньги помочь знакомому пристроить сына на государственную службу, но с ребенком друга знакомого ситуация обстояла совершенно иначе. «Друг, знающий твой добрый нрав, – пишет ему страж порядка Платон, – просит меня рассказать тебе о своем сыне. Мальчику нужны работа и жалованье». Но Зенон не собирался просить об одолжении, которое могло поставить под удар его отношения с государством, лишь для того, чтобы помочь простому «полицейскому».

Зенон не вел дневник, а если он все-таки делал это, то его дневник не пережил испытания столетиями. Но о складе ума этого человека свидетельствуют документальные папирусы. Каждое утро он фиксировал в журнале сведения об исходящей и входящей корреспонденции, проверял сводки своей конторы, составлял планы на следующий день, варьировавшие от покупки козьих шкур и найма животных до продажи тощих свиней и скисшего вина, от встречи со стратегом нома, топархом или комархом до раздачи семенной пшеницы арендаторам. С особенным вниманием Зенон относился к своему гардеробу. Периодически он инвентаризировал его содержимое, внимательно осматривая каждое одеяние, помечая в зависимости от состояния вещи, нужно ли ее постирать, а также то, какая она – новая или немного ношеная. Занятие это было довольно утомительным, ибо число накидок, плащей, туник, мантий, носков, поясов (светло-бурых на зиму и белых для лета), наволочек, покрывал и других вещей, необходимых Зенону, было слишком большим для простого управляющего.

Он был очень занятым человеком и постоянно перемещался между своим и соседними номами. В один день он торопился в Мемфис, чтобы проследить за перекраской царского постоялого двора, а на следующий – несся в Филадельфию, где жил, опасаясь, что его могут обмануть. Там Зенона ждал Паис, заверявший, что не может видеть, как его грабит подлый соперник. Он клялся, что Зенона обманывают с коврами, которые намочили, чтобы подогнать их к стандартам, и шокированный Паис выразил готовность только ради дружбы соткать 14 ковров вместо 10 из того же исходного материала. Горшечник Поэсис также не мог смотреть на то, как обманывают Зенона. На этот раз речь шла об обмазывании сосудов для вина смолой, и, опасаясь того, что Зенона обманет конкурент, Поэсис пообещал, что справится с этим заданием более качественно и за меньшие деньги.