Егеренок - [51]

Браконьеры мешкать не стали. Они уверенно направились к землянке, оба пролезли через полуобвалившийся вход внутрь, что-то там довольно долго делали. Сергей Иванович подобрался кустарником, спросил глазами: «Где они?» Ромка кивнул на землянку. Лицо учителя напряглось, заострились скулы.

Из землянки показался сперва толстый зад, обтянутый зелеными брюками, ноги в яловых сапогах, потом согнутая спина. Это Мордовцев. Он держал концы жердей и пятился на полянку. На жердях выплыла большая кадка с ржавыми обручами, а за ней — Колька-шофер.

Ноша, видать, была тяжелая, шея у Кольки раздулась, да и Мордовцев с красным потным лицом пыхтел как паровоз.

Браконьеры поставили жерди-носилки на землю. Мордовцев повернулся, поудобней подхватил концы жердей, они понесли кадку к машине.

Мешки с зерном в кузове были уложены так, что у заднего борта в правом углу оказалось свободное место. В этот угол и поставили кадку.

Ромка собрался было выбежать на лужайку и закричать, но Сергей Иванович крепко взял за руку.

Браконьеры закрыли задний борт, Колька-шофер залез на свое место. Мордовцев вытер платком лицо, снова огляделся и, успокоенный, шагнул к кабине.

Ну, сейчас уедут! Сергей Иванович раздвинул кусты.

— Доброе утро, Порфирий Митрофаныч!

Мордовцев замер: дверца машины приоткрыта, нога на ступеньке.

Ромка выбежал на лужайку.

— Попались, урра, попались, урра!

Сигач повернулся в ту сторону, где росла старая черемуха, и заорал:

— Милиция, сюда-а, сюда-а!

Он кричал истошно и долго, пока из лесу не донеслось в ответ: «Ого-го-го-го-го-го! Иде-о-ом!»

Колька-шофер взвизгнул, захлопнул дверцу. Сергей Иванович вскочил на подножку.

— Стоп, Кудрявцев, убери газ!

Мордовцев увидел выходящего из кустов милиционера и дружинников, медленно снял ногу с подножки, отпустил дверцу машины и прислонился к кузову. Сонно набрякшие веки вновь прикрыли затаенный блеск глаз.

Колька-шофер то ли от злобы, то ли от страха изменился в лице, как-то вроде бы даже позеленел, и взгляд у него сделался сумасшедшим — Ромке стало неприятно смотреть на него.

Участковый Сиволобов, не выказывая особой радости, но и не мешкая, приступил к составлению протокола.

Мордовцев, приподняв тяжелые веки, добродушно сказал:

— Ай, Петр Васильевич, с шабра и вдруг допрос? Ну ладно, пиши, раз тебе это по службе на пользу. Ну, завалили мы лося, чего уж скрывать…

— Лосиху, а не лося, — поправил Сергей Иванович.

— Ну лосиху, какая разница. Понимаешь, привычка — вторая натура. В наших краях все привыкли лосятинкой пробавляться. Да и как же иначе? Летом скотину не режут, а без мяса что за питание в страдную пору?

Мордовцев говорил охотно, с ласково-усмешливой интонацией. Послушаешь — и правда не злой человек, ошибся малость — с кем не бывает.

Сергей Иванович насмешливо прервал его:

— Ошибочка, значит, ах, черт, вот ловко-то!

— Все ясно, гражданин Мордовцев, подпишите акт. И вы подпишите, гражданин Кудрявцев.

Колька-шофер вслед за Мордовцевым беспрекословно поставил свою подпись, но когда милиционер приказал ему вести машину обратно в село, заартачился.

— А идите вы все к чертовой матери, мне на элеватор нужно!

Сергей Иванович потянул его за рукав из кабинки.

— Я сам поведу машину, у меня любительские права есть. Ребята, лезьте в кузов!

Колька-шофер вцепился в баранку.

— Не доверю машину, она за мной числится!

Мордовцев зевнул, повел рукой.

— Ладно, Николай, отвези уж мясцо в сельпо, пускай там оприходуют да в школьный интернат передадут. Дорогие наши ребятишки попользуются. Ведь для них же мы мясцо заготавливали, а как же, конечно, для них. Хоть и солонина, а все для летней поры сгодится. А вы думали, мы для кого старались? Для себя? Что вы, товарищи!

Мордовцев снисходительно улыбнулся и взялся за ручку дверцы.

— Э нет, Порфирий Митрофаныч, в кузов, в кузов прошу, а я в кабинку, мне по должности положено, — сказал участковый.

И пришлось Мордовцеву покряхтеть, пока забирался в кузов. С удобством устроившись на мешках, как в кресле, он всю дорогу до села благодушно поглядывал вокруг. У въезда в село подмигнул Кольке Сигачу, потом двум дружинникам.

— Ах, молодые люди, так вы нас подвели, что прямо ужас. Как ведь хотелось сделать ребятишкам из интерната сюрприз, ах как хотелось. Да и дочка просила: «Добудь, папанька, лосятинки, в интернатской столовке котлет наделают…»

Ромке не понравилось, что он приплетает сюда и Нюшку.

— Чего это вы про дочь-то врете?

Мордовцев хрюкнул в кулак — засмеялся.

— А, и ты тут, егеренок? Слыхал я, поправляется твой папанька-то, а? Рад он будет нас в тюрьму укатать. Да ведь не выйдет у него, не выйдет. Штрафанут и все. Ну да, по первому-то разу штрафанут, не боле. Закон такой.

Ромка обозлился, хотел резко ответить, но Мордовцев уже равнодушно отвернулся, поднял воротник пиджака, надвинул на нос фуражку и вроде даже меньше стал.

Солнце повисло над острой крышей каланчи у пожарного сарая огромным красным пузырем. Село проснулось. Люди с граблями и косами — окашивать края канав и делать прокосы для комбайнов — спешили в поле и на тока. Увидев груженную мешками и почему-то возвращающуюся машину, глазели на сидящих в кузове и недоуменно переговаривались.