Ефимов кордон - [143]

Говоря, Ефим словно бы воспламенялся весь, впадая чуть ли не в восторг, и как бы неожиданно стихал, едва замечал, что в чьем-то лице вместо живого отклика — ирония или усмешка… Но опять выправлялась его речь, опять он загорался, забывая обо всем вокруг, рассказывал о своих целях и замыслах…

На показание работ ушло около двух часов. Когда Ефим поклонился публике и поблагодарил ее за внимание, первым заговорил сам Репин:

— Ну что ж… Все это, как мне кажется, — интересно, любопытно и талантливо… Вы идете своей дорогой, именно своей, она не похожа ни на какую другую! Это хорошо! Ваш путь настолько уже самостоятелен, что я вас, пожалуй, только могу испортить, если вы ждете от меня какого-то руководства, каких-то наставлений… У вас совсем особенное направление, повторюсь. Вот и продолжайте дальше, как сами желаете! Вы уже художник! Это огонь! Этого уже ничем не удержишь!.. Что еще сказать вам?.. Участвуйте на выставках, создавайте себе имя, выставляйте на «Мир искусства»… Я бы даже посоветовал кое-что поместить в музей… Могу поговорить с заведующим отделом скульптуры Императорского Эрмитажа, думаю, что ваши глинянки, как вы их называете, вполне могут его заинтересовать… Но, может быть, сначала их попробовать выставить на Парижской выставке — в Салоне… Думаю, что вполне реальное дело: работа редчайшая, уникальная, удивительная по замыслу! Подумайте! Дело вполне возможное!

— Да, да! — раздались голоса. — Все это по-настоящему интересно.

— Может быть, — продолжал Репин, — Вам и самому не худо бы поехать в Париж, поучиться… Здесь вам учиться не у кого…

Ефим при этих словах не мог не усмехнуться про себя: Репин как будто и не догадывался, что перед ним человек, не имеющий даже на прожитие…

— Скажите, а это продается? Можно что-нибудь из представленного здесь купить? — спросил Ефима кто-то.

— Глинянки не продажны совсем, а из живописных работ можно продать разве что некоторые… — ответил Ефим.

— Но, простите, ведь вам надо как-то существовать… Все художники, даже самые великие, продавали свои работы!.. Даже искали такой возможности!..

— Если какую-то работу мне закажут исполнить за плату, я, пожалуй, тоже не откажусь, хотя это, само собой, и помешает основной работе, возьмет время и силы, но то, что перед вами — это не товар…

Практическим делам, вроде исполнения заказов, мешает моя программа… Она издавна разрабатывается в моей душе и все более утверждается, и мне кажется, что наступит полное отрешение от того, что называют практичностью в обыкновенном понимании, а представляется, что я буду жить на участке земли с пятью грядками, и эти грядки мне будут давать необходимую пищу… — Ефим невесело улыбнулся. — Такой вот выход, пожалуй, наиболее возможен для сохранения моих заветов. Если практическая наша жизнь может дать средства существования только ценою вреда моему делу, то такая практика для меня весьма нежелательна и безрадостна… Изобретатель оригинального нуждается потому, что его не удовлетворяют те шаблоны, в которых живет практика. И если ему предложат деньги, за то, что он отдаст начатое изобретение, и скажут, мол, тогда-то ты и получишь возможность выполнить свое дело, то это неправда: ведь таким образом его работа закрывается и удаляется от него…

Люди, с которыми я уже беседовал тут, в столице, недостаточно осведомляются о моих желаниях и целях и, не зная моего дела, поспешно указывают старинные неуклюжие пути будто бы для его осуществления — именно продажу сделанного!.. Если бы я поступил именно так, то я оказался бы в беспомощном положении. Скажите, что бы стало делать Человечество, если бы оно продало жителям какого-нибудь Марса продукты своего творчества? Ведь это же немыслимо!.. А в случае с отдельным человеком, занятым не шаблонной деятельностью, разве не так же?.. Ведь через свои работы я намерен беседовать со своей публикой, да и дальнейшее мое творчество зависит от их наличности, так сказать… И если не будет у меня моих картин, это разлучит меня и с моей публикой…

Если тут говорят о продаже моих глинянок, например, то значит не понимают того, как и для чего они появились, хотя я тут и объяснял, объяснял и то, что должно следовать за появлением этих глинянок… Само их явление и мое дальнейшее дело — связаны. Не только, стало быть, продукты перед вами, но и средство! Оригиналы нельзя смешивать с шаблонами… Вы уж меня извините, если я тут высказал какие-нибудь резкие суждения, но мной давно уже владеет идея цельности и неделимости всего труда художника, творца. Художник не вправе расчленять свой труд, поступаться частями своего труда, распродавать свои творения ради житейского благополучия, мир художника должен находиться в постоянном совершенствовании, уже созданное им есть лишь фрагмент цельного его мира, и этот фрагмент нельзя выламывать из целого, не повредив общему замыслу…

Ефим умолк, почувствовав вдруг, что молчание сидевших и стоявших перед ним людей становится каким-то напряженным, тяжелым. Мелькнула догадка: ведь то, что он тут говорит, должно быть, больно задевает многих, не исключая и самого Репина…

— Позвольте… — солидно кашлянув, обратился к Ефиму представительный тучноватый господин в пенсне. — Но ведь какие-то оригиналы, как вы изволите выражаться, могут быть использованы безо всякого ущерба для них, для самого их создателя, а даже и с пользой, с пользой и для создателя-творца, и для самой обыкновеннейшей практики… Вот я, например, хотел бы предложить вам такую возможность… Многие из ваших глиняных скульптурок и построек вполне годятся для того, чтоб их предложить фарфоровому заводу на предмет серийного производства… Это бы хорошо пошло, я уверен! Сейчас обострилось внимание к крестьянскому искусству, и ваши работы были бы очень кстати… Должны получиться превосходные фарфоровые вещицы!.. Если вы согласны, то я готов поспособствовать со своей стороны!..