Эффи Брист - [26]

– Ну, читай!

Эффи сорвала облатку и прочла: «Милостивая государыня, высокоуважаемая госпожа баронесса! Разрешите мне присовокупить к моему почтительнейшему приветствию также самую смиренную мою просьбу. В полдень сюда прибывает поездом моя многолетняя добрая приятельница, уроженка нашего славного города Кесси-на – фрейлейн Мариэтта Триппелли. Она пробудет здесь до утра. Семнадцатого она должна быть в Петербурге, чтобы давать там концерты до середины января. Князь Кочуков снова растворяет перед нею двери своего гостеприимного дома. В своей неизменной благосклонности ко мне Триппелли дала мне согласие провести сегодняшний вечер у меня и исполнить несколько песен исключительно по моему выбору (для нее это не представляет затруднений). Не смогли бы Вы, госпожа баронесса, снизойти к моей просьбе пожаловать на этот музыкальный вечер? В семь часов. Ваш господин супруг, на согласие коего я твердо уповаю, поддержит мою почтительнейшую просьбу. На вечере будут присутствовать только пастор Линдеквист, который будет аккомпанировать, и, конечно, вдовствующая госпожа пасторша Триппель. С совершенным почтением. А. Гизгюблер».

– Ну как?.. – спросил Инштеттен. – Да или нет?

– Конечно да! Это меня развлечет. И к тому же я не могу отказать моему милому Гизгюблеру в его первом приглашении.

– Согласен. Итак, Фридрих, скажите Мирамбо (ведь билет принес он?), что мы будем иметь честь прийти.

Когда Фридрих вышел, Эффи спросила:

– Кто это Мирамбо?

– Настоящий Мирамбо – это главарь шайки разбойников в Африке... на озере Танганьика, если ты помнишь по географии. А наш Мирамбо просто собиратель сплетен и управляющий Гизгюблера. Он, по всей вероятности, будет прислуживать сегодня вечером во фраке и перчатках.

Было заметно, что небольшой эпизод с приглашением Гизгюблера благотворно подействовал на Эффи. К ней вернулась значительная часть ее беззаботности. Инштет-тен, со своей стороны, хотел сделать все от него зависящее, чтобы способствовать этой перемене к лучшему в настроении Эффи.

– Я очень рад, что ты так быстро и не раздумывая согласилась со мною. Хочу внести еще одно предложение, чтобы ты совсем успокоилась. У тебя, как мне кажется, еще остался осадок от сегодняшней ночи и от всего, что совершенно излишне для моей Эффи, и ему следует бесследно исчезнуть. Лучшим лекарством против подобных вещей является свежий воздух. Погода сейчас великолепная, бодрящая и в то же время мягкая, ни ветерка. Как ты считаешь, не совершить ли нам прогулку, но не по аллее, а на большое расстояние по снегу, в санях, с бубенцами. В четыре часа мы вернемся. Ты сперва отдохнешь, а затем в семь мы отправимся к Гизгюблеру и послушаем Триппелли.

Эффи взяла его за руку.

– Как ты добр, Геерт, и как снисходителен ко мне! Ведь я вела себя как ребенок; сперва с этим глупым страхом, потом со своим требованием продать дом и, что еще хуже – со своими выдумками по отношению к князю. Ты должен выставить его за дверь – вот смешно! Ведь от него, в конце концов, зависим мы оба, не только ты, но и я. Ты совсем не знаешь, как я честолюбива. Я ведь вышла за тебя замуж из честолюбия. Ну, не делай такое серьезное лицо! Я ведь люблю тебя... Как это говорят, когда, обломав ветку, срывают листья: «От сердца, до боли, превыше всего».

И она радостно рассмеялась.

– Ну а теперь скажи мне, – продолжала она, – куда мы отправимся?

– Я думаю – на вокзал, только окольной дорогой, а затем обратно по шоссе. Там и пообедаем, а еще лучше у Голховского в гостинице «Князь Бисмарк». Помнишь, мы проезжали мимо в день нашего приезда. Подобные визиты никогда не вредны, а потом с позволения Эффи я побеседую со старостой. Он лично не многого стоит. Но хозяйство свое ведет хорошо, а кухню и того лучше. Здесь люди знают толк в еде и напитках!

Разговор этот происходил около одиннадцати часов. А уже в двенадцать Крузе с санями остановился у двери. Эффи уселась в сани. Иоганна хотела принести мех для ног, но Эффи, после всех событий, настолько испытывала потребность в свежем воздухе, что отказалась от всего и прикрылась только двойным пледом.

– Крузе, – сказал Инштеттен, – едем на станцию, где мы с тобой сегодня утром уже были. Пусть люди удивляются, ничего страшного. Мне думается, сначала вот здесь, вдоль аллеи, а потом – налево, к церкви. Пусти-ка лошадей, чтобы к часу дня быть на вокзале.

И они поехали. Над белыми крышами города стояли столбы дыма: ветра почти не было. Крылья мельницы Утпателя медленно вращались. Сани пролетели мимо нее к самому кладбищу. Кусты барбариса, свешиваясь через ограду, задевали Эффи и засыпали снегом ее плед. На другой стороне-дороги виднелось отгороженное место размером не более садовой грядки; в середине его стояла молодая сосна.

– Здесь тоже кто-нибудь погребен? – спросила Эффи.

– Да. Китаец.

Эффи вздрогнула. Она почувствовала словно укол в сердце. Впрочем, у нее хватило сил овладеть собою, и она спросила с притворным спокойствием:

– Наш?

– Да, наш. На приходском кладбище его, конечно, не могли похоронить. Поэтому капитан Томсен, который был как бы его другом, купил этот участок и похоронил его здесь. На могиле поставлен камень с надписью. Все это произошло до моего приезда сюда, но разговоры продолжаются по сей день.