Эффективная бабочка Повесть - [37]

Вот и всё. Теперь уже — совсем всё.

ЭПИЛОГ

Спустя пять лет

«Мой рай отраден буйством диких красок,

Лениво море от тепла воды…»

Я поднимаю голову от монитора и смотрю в свой райский сад с веранды. Нисколько не преувеличение, настоящий рай. Разноцветная пена цветов, фруктовые деревья, разных форм непролазные кусты. Кустистые кусты — тянет сказать именно так, но ищешь и находишь синоним — работа нынче такая. Густые. Густющие. И какого угодно цвета, только не привычного русскому глазу зелёного: фиолетового, красного, ядовито-жёлтого, голубого. Между всем этим ботаническим великолепием кокетливо извивается тропинка, бегущая вниз по пологому склону — к волшебной лагуне, где нахально лениво не плещется, а сонно нежится под солнцем чистое изумрудного цвета море. Тёплое, как бассейн для малышей, как лягушатник. Спокойное, словно водохранилище. Разве не рай?

Я могу протянуть руку из окна и, чуть-чуть подавшись вперёд, сорвать апельсин, нагло растущий прямо перед окном, в которое он бессовестно стучится всякий раз, когда окно закрыто и вдруг налетает лёгкий райский ветерок-бриз с моря. Но я не стану нарушать картинную гармонию: оранжевое чудо безупречно красиво смотрится на фоне нежно-бирюзового неба, почти совсем незаметно стекающего в изумрудно-синее море. Такое ощущение, что море с небом постоянно заняты обменом цветов — туда-сюда, сюда-туда. В любом случае, апельсин на таком фоне просто великолепен! Жаль, что я не умею рисовать, не дано.

Сижу перед монитором, работаю со стихами, любуюсь своим раем и сожалею, что не рисую. Забавно! Взрослая женщина, уже даже не юная совсем. При этом мне всего пять лет. Такая вот сумасшедшая арифметика. Но факт. Про это никто не знает: ни про невесёлое и даже страшное прошлое взрослой женщины, ни про то, что ей всего пять лет. Никто не знает и никогда не узнает. А даже если узнает, то ни во что такое не поверит. В сказки верят лишь маленькие дети, да безумцы.

Я могу быть совершенно расслаблена и покойна в моём личном раю.

Эту прелестную маленькую виллу мне удалось купить не так уж дорого на небольшом острове… не скажу, где. Благословенное место, куда приезжают встречать старость лишь редкие респектабельные пожилые люди европейского вида. Местное население диковато, но приезжие устроили здесь жизнь под себя, приспособили под свои нужды. Даже медицинская обслуживание устроено как нельзя лучше — с европейскими докторами. Вся необходимая инфраструктура имеется, но, слава богу, без шика, шума и блеска — никакой Лас-Вегас с круглосуточной активностью тут никому не нужен. Тут тихий рай. Все здешние обитатели, прибывшие из большого мира, так и говорят: мы нашли свой рай, где удивительно приятно доживать оставшиеся годы в покое и неге.

Моя виллка, точнее даже сказать, бунгало на пять комнат — сбывшаяся сказка из детства. И я вовсе не в одиночестве.

В первый же год своего пребывания на острове в одном китайском ресторанчике я встретила Стива. Лохматого, расхристанного красивого англичанина с огромными беззащитными глазами цвета рыжей лисы. Он был не очень высок, худ, почти субтилен, но с выразительным умным лицом. Нос с горбинкой, нежный рот, ухоженные красивые руки с длинными пальцами — всё это мне сразу же показалось очень привлекательным. Но главное, он казался трогательно растерянным, с явными признаками душевной беззащитности, которая случается только с истинными художниками и поэтами. И хотя он был далеко не юн, он всё ещё был поэтом. Да ещё каким! Но об этом я узнала несколько позже. А занесли его в наш пенсионерский рай муки нереализованности, охватившее всё его существо убеждение в том, что он бездарен, а жизнь его бессмысленна.

Стив вырос в очень респектабельной и состоятельной семье. Можно даже сказать, что он знатного рода. Блестяще закончил Оксфорд по курсу английской литературы, имел все шансы для сытого, благополучного и необременительного в смысле работы будущего. Но он родился поэтом! И всегда писал стихи. Но успеха не снискал. Что-то не получалось, его не ценили, не публиковали. Может, он на самом деле писал тогда не очень хорошо — не знаю. Разочаровавшись во всём, а, прежде всего, в себе, Стив покинул Лондон, пытаясь сбежать от себя. Он много путешествовал, по его словам, «что-то искал», но так и оставался одиноким и печальным. Через годы странствий его занесло на мой остров.

О, я своего не упустила! Случайная встреча, нечаянный разговор в ресторанчике, улыбки, лёгкое прикосновение руки, и сердца обоих почему-то ёкнули. Я влюбилась сразу. Возможно, моя душа, начавшая новую жизнь будто с нулевой точки отсчёта, не просто истосковалась по любви, но уже нуждалась в ней как в топливе для жизни. И случившись, любовь стала новым её смыслом. Через двое суток Стив, захватив единственный чемодан, переехал из отеля ко мне, смущённый и трогательный в этом своём смущении. И нам сразу стало хорошо друг с другом. Вот сразу! Такое, оказывается, бывает, редко, полагаю, но бывает. Вот и нам повезло!

А потом оказалось, что Стив — гений. Опять мой муж — гений! Везёт мне в этих жизнях на гениев. Выяснилось, что он не только не графоман, а просто новый Шекспир. И это не я его так назвала, а их английская пресса.