Эффект Завалишина. Символ встречи - [15]

— О ней не нужно.

— Боишься правды? Тебе легко с Ирочкой, не то что с Машей. Ирочка глядит на тебя снизу вверх, она соглашается, она восхищается. Требуешь честности в отношениях, требуешь правды и прямоты от других. А сам?

— Мне кажется, что я люблю ее.

— Ой ли? Любишь не ее, а веру ее в тебя, в твою особенность, в избранность.

— Неправда. Или правда?

— А как же Маша?

— Не знаю.

— Знаешь. С мукой и надеждой вспоминаешь о жене и о сыне. Вот если бы удача пришла к тебе, ты бы немедленно предстал перед ними в ореоле победителя.

— Не надо ореолов. Я не могу помыслить, что навсегда расстался с Женькой.

— А с Машей?

— Да, да, и с ней тоже. Вернусь из командировки и пойду к ней. А если она не захочет со мной разговаривать?

— Так зачем лгать Ирочке?

— Отстань, хватит. Уйди.

— Не могу, ведь я — это ты.

И так — до рассвета.

Лоно природы

Завалишин проснулся и увидел над собой густую листву чинары. Рядом плескалась вода. Тянуло свежестью. Скосив глаза, увидел зеленые, поросшие кустарниками склоны. Выше зелени не было, и сквозь выжженную солнцем траву проглядывали бурые скалы. И уже совсем высоко, на гребнях гор, отливали синью снега.

Над ухом звенела нахальная мошка. Плечи горели, опаленные горным зноем. Выплыли воспоминания: вызов к директору, объяснение с Бобылевым, производственное совещание, на котором младшего научного сотрудника высекли больно и по заслугам.

Вечером, накануне отъезда, пришли гости — Алик Хайдаров и Ирочка Литинская.

— Держи хвост морковкой, — напутствовал Алик. — Пока тебя не будет, я постараюсь обеспечить общественное мнение. И главное — думай. Ведь мы никак не можем ухватить главного. Излучатель ведет себя независимо: хочет — работает, хочет — молчит.

— Ребята, а вам не кажется, что все эти ваши схемки кустарные и зыбкие? — спросила Ирочка.

— На соплях, — подтвердил Завалишин. — Прошу не осуждать за сей вульгаризм — это традиционное профессиональное арго электронщиков. Ты высказала резонную мысль — вернусь, все перепаяю, может, в паечках и таится погибель.

— Возьми с собой излучатель, чтобы не забывать, — предложила Ирочка.

— Что ж, я хайдаровскую тэвэче упакую в чемоданчик? — улыбнулся Володя.

— Напрасно отвергаешь, — возразил Алик. — Частоту ты теперь знаешь, мощность пустяковая, в Кызылташской экспедиции есть движок с генератором на восемнадцать киловатт. Грузи все свои приборы в машину, а я завтра же пойду к Бобылеву и попробую объяснить ему все.

— При такой обстановке посредник лишь ухудшит отношения. Эх, старик, директор мне понятен, но Павел Петрович? Ведь он-то настоящий. А выслушать меня по существу у него никак не находится времени. Почему им всем кажется, что самое главное в деятельности руководителя — напирать и нажимать?

— Я согласна с Володей, — сказала Ирочка. — Поэтому после возвращения он должен сам пойти к Павлу Петровичу и все рассказать.

За последние дни Ирочка утратила свою непринужденность всеобщей балованной любимицы. Труднее стало сохранять прежнюю простоту отношений.

— Больно скучно у нас, ребята, — сказал Володя. — Алик, не считаясь с чинами, сходи в гастроном. Всего два квартала до троллейбуса, и сразу за углом направо. Для нас — мужской напиток, для Ирочки… Что будете пить?

— Шоколадные батончики.

— Для Ирочки возьми легкое десертное вино по собственному вкусу. Держи банкноты. Не спорь, я богат, как владелец нефтяной концессии: командировочные, полевые, высокогорные… А я пока сконструирую салат и яичницу.

Алик понял и исчез минут на тридцать. Отсутствие свидетеля не принесло облегчения.

— Ирча, что с тобой? Дуэньи заедают?

— И они тоже. Не хочу об этом.

— Родители? — догадался он.

Она неопределенно покачала головой, но он понял, что не ошибся. Интеллигентных родителей не мог не беспокоить этот подозрительный тип, неудачник, легкомысленный муж и плохой отец, вздумавший кружить голову их единственной дочери. Что ж, они правы.

— Недешево обходится знакомство со мной, — констатировал Володя. — В следующий раз будь осмотрительнее.

— Пусть тебя это все не беспокоит. Я сама справлюсь, — она произнесла эту решительную фразу таким жалобным, милым голосом, что его охватило желание утешить ее. Расцеловать, приободрить и утешить. Он нахмурился. А Маша? Ах, как все это не нужно сейчас.

— Я понимаю, Ирча. Приеду, и тогда во всем разберемся окончательно.

Так и не хватило ему решимости резко и бесповоротно прервать эти отношения. Девушка, конечно, ждала иного.

— Поезжай.

— А если доставить такой мысленный эксперимент: я возвращаюсь, но у меня с излучателем так ничего и не выйдет. Как тогда? — он задал вопрос, понимая, что задавать его не следовало.

Девушка подобралась, словно от сильной боли.

— Ты… Ты… — Она не нашла или не захотела применить обидного эпитета. — Мне лучше уйти.

— Прости меня, Ирча.

— Зачем терзаешь и себя, и других?

В этот момент пришел Алик — он все-таки отыскал легкое десертное вино.

Вспоминая сейчас этот прощальный вечер, Завалишин даже замычал от досады. Какой же ты дурак безнадежный. К тому же еще и трус.

…Он приехал к геологам разбитый, злой, невыспавшийся. Геологи окружили машину и почтительно разглядывали выгружаемые приборы.