Эффект «домино» - [35]

Прежде чем его доставят ко мне в кабинет, нужно внимательно просмотреть страницы: вдруг откроется еще что-то интересное и изобличающее. Открыв первую страницу на букву «А», сразу же наткнулся на сюрприз, да такой, что даже рука непроизвольно потянулась к затылку. Там значилась лишь одна фамилия: «Алешин», а рядом стоял номер его телефона. Очередная задачка, правильный ответ на которую мог дать только хозяин этой записной книжки, а так — домыслы, домыслы…

Но впереди меня ждала еще большая неожиданность. Обнаруженная фамилия Макарова не вызвала удивления, так как предполагал: между Ловчилой и сотрудником уголовного розыска существовали какие-то контакты, возможно, они были знакомы всего лишь как соперники, но не исключено, что имели и деловые отношения. Но, перелистав несколько страниц, я вновь был сильно озадачен: аккуратным почерком была выведена моя фамилия и мой домашний номер телефона, неизвестно каким образом оказавшийся в записной книжке Ловчилы, лично я ему его не давал. На букву «Ч» обнаружил фамилию «Чегин». Но самое интересное ждало на последней странице: наши фамилии были написаны в столбик, моя последней, причем две первых, Макарова и Чегина, обведены, как бы заключены в траурную рамку.

Было от чего вскочить и забегать по тесноватому кабинету. В голову настойчиво лез вывод о причастности Ловчилы к убийству сотрудников правоохранительных органов. Но сколько ни предполагай и ни гадай, от этого дело с места не сдвинется, необходимо искать доказательства. И для начала необходимо выслушать своего оппонента в криминальном споре.

Ни растерянности, ни раскаяния на лице Ловчилы я не заметил, наоборот, в глазах — злая решимость.

Он присел на стул и сразу заявил:

— Я требую адвоката!

— Хорошо, адвокат будет, — покладисто сказал я, — только будьте добры, ознакомьтесь с изложенным здесь, — и подал ему лист протокола обыска в первой квартире.

Он бегло прочитал написанное, слегка ворочая туда-сюда головой, и возвратил протокол с полным спокойствием на лице.

— Вас ничто не удивило? — я старался придерживаться официально-предупредительного тона, как бы отгораживаясь этим от наших прежних взаимоотношений.

— А что меня, по-вашему, должно удивить? — это уже походило на вызов. Ночь, проведенная в следственном изоляторе, вопреки моим прогнозам, не вогнала его в панику, а, наоборот, как бы придала уверенности. Только на чем зиждилась эта уверенность — я не ведал.

— Например, изъятая записная книжка с номерами телефонов, — и я показал ее Ловчиле.

— Ну, если она вам зачем-то понадобилась, то я не имею возражений, — и он жеманно, как женщина, пожал плечами.

— Представьте, она нас заинтересовала, так как в ней обнаружены номера телефонов сотрудников правоохранительных органов, в частности, там зафиксирован и мой номер, которого я вам не давал.

Заранее заготовленного ответа у него явно не имелось и требовалось время на обдумывание. Я не торопил, ибо был уверен: все предусмотреть невозможно, а значит, остается шанс основательно запутать его.

— Ладно, — махнул рукой Ловчила, как бы делая одолжение. — Знал я вашего Макарова не понаслышке, как-никак своеобразные родственнички в фаворитах у одной бабы ходили. Ну, выручал он меня и моих ребят иногда, не безвозмездно, конечно. Естественно, для срочной встречи записал его номер телефона, а потом и дружка его, Чегина.

— Ну, а мой?

— Он же дал. Мы же с вами уже в контакте были, а телефончик домашний на всякий случай вы не удосужились дать. Пришлось через других исправлять эту ошибку. У вас не отважился спросить, уж очень вы строги.

— Гладко, пока все гладко получается, — иронично похвалил я его. — Ну, а Алешин как попал в ваши «святцы»?

— Алешин? Кажется, с прокуратуры, — проговорил он настороженно.

— Вам виднее откуда.

— Тоже дал Макаров. Нужен был человек в том ведомстве на всякий случай, — выкрутился он.

— Ясненько, — не стал я возражать и, открыв записную книжку на последней странице, где четыре фамилии были выписаны в столбец, и, развернув ее в его сторону, спросил: — А сие что значит?

— Ну, для удобства, список нужных людей, — нашелся он сразу с ответом.

— А это, так понимаю, траурная рамка, — я показал на овал, заключавший в себя фамилии Макарова и Чегина.

Его взгляд зло уперся в меня.

— Вы на что намекаете?

— Где вы были позавчера с десяти вечера до шести утра? — оставив вопрос Ловчилы без внимания, озадачил я его.

Он отнесся к нему ответственно, видимо, почувствовал: против него затевается что-то серьезное. По крайней мере, самоуверенности в нем не замечалось.

— Дома, — выдал наконец.

— Подтвердить кто-нибудь может?

— Я спал, один, — уже раздраженно произнес он.

В моем сознании исподволь оформилась версия о причастности Ловчилы к серии убийств сотрудников правоохранительных органов. И мотивы преступлений, казалось, были налицо. С Макаровым он просто не поделил богатенькую любовницу. Чегин, возможно, был убит из-за того, что много знал о тайных связях своего коллеги и уголовника. Я тоже попал в список смертников по вполне понятным причинам: Ловчиле хотелось избавиться от меня как от хранителя тайны его связей с уголовным розыском. Правда, пока оставались неясными мотивы в отношении Алешина. Но, по сути, в этом направлении не сделано ни шага, а если дотошно и целенаправленно покопаться, то, возможно, что-то интересное и обнаружится.