Эффект «домино» - [28]

— Володя, вас можно на минуточку? — тихо позвал я.

Он услышал и, оглядываясь на мать, подошел ко мне.

Я в очередной раз представился и предложил уединиться.

Едва ли наша беседа получилась бы многословной и продолжительной, не прояви я дотошность. Самоубийство брата для него, как и для его родителей, стало полной неожиданностью, тем более до этого за братом не замечалось никаких склонностей к суициду. Какой-то другой информацией я уже и не надеялся разжиться. Скорее ради проформы, а не в расчете на удачу я попросил его как можно подробнее расписать весь вчерашний день брата. Как и предполагал, все уложилось в несколько коротких предложений: пришел из больницы, позвонил кому-то, договорился о встрече, ушел, возвратился через пару часов, отдыхал, затем поздним вечером разговаривал с кем-то по телефону. После, предупредив, что отлучится ненадолго, покинул квартиру и больше не вернулся.

Меня заинтересовал факт вечернего телефонного разговора, ибо в первом случае, в этом я был уверен, погибший звонил мне. И ко всему, сей факт не фигурировал в протоколах дознания. Обозначилось нечто реальное, от которого, не исключено, можно будет оттолкнуться в дальнейших поисках, и я поспешил с вопросом:

— Вы можете уточнить: звонили брату или он сам набрал номер?

— Звонили брату, — ответ прозвучал твердо. — Я сам брал трубку.

— Звонил мужчина?

— Да.

— О чем с ним говорил брат?

— Он сказал всего два слова: «Сейчас выйду» — и начал собираться.

— Брат не назвал причину столь поспешного ухода?

— Назвал, хотя я и не интересовался.

В этот момент мои глаза открылись шире, ибо удача пока явно благоволила мне.

— И что же он сказал?

— Что идет на встречу с работником уголовного розыска, который ищет убийцу нашей двоюродной сестры.

— Почему вы не рассказали об этом следователю? — вопрос прозвучал не без укоризны.

— Меня не спрашивали, а родители об этом звонке не знали, они ложились спать. Да и я, честно говоря, был сильно растерян, чтобы догадаться рассказать самому.

После разговора с братом погибшего исчезли последние сомнения по поводу того, что произошло убийство. Ко всему, я сделал очень важные выводы. Определенно по телефону звонили от моего имени, а отсюда следовало, что преступник знал не только мою фамилию, но и место работы. И еще: нас наверняка заметили на рынке, и заинтересованное в сокрытии преступления лицо, другими словами, возможный убийца молодой женщины-коммерсанта догадался, что идет розыск и чем он может для него закончиться. Потому и такая поспешность в ликвидации Колмыкова. Кто же он, воспользовавшийся расположением женщины, убивший ее и завладевший деньгами и драгоценностями, а теперь умело маскирующий следы? Ловчила по имени Кеша с малозапоминающейся внешностью или кто-то другой? Есть над чем поразмышлять. Хотя я больше склонялся к варианту с убийцей, которому знакома моя внешность и с которым, не исключалось и такое, каждое утро здоровался, и возможно, даже в тесноватых коридорах управления. Припоминался намек Алешина на преступника в милицейской форме, и хотя та догадка относилась к другому случаю, она нет-нет, да посещала меня, порождая чувство досады и бессилия. После не очень длительных размышлений я исключил из подозреваемых в убийстве женщины, в связи с последними трагическими событиями, Макарова, но даже в мыслях извиняться перед покойным не стал: на его совести остались другие мерзкие дела.

На работе связался по телефону со своим основным поставщиком информации из мира криминала. Как всегда, был краток: назначил на завтра встречу.

Приятное, после насыщенного беготней и делами дня, ждало вечером, когда я переступил порог собственной квартиры. В кресле сидела Жанна. Изумление было настолько велико, что я лишь улыбался. Восторг при виде любимой женщины лишил меня дара речи. Да и нужны ли в эти мгновения слова, когда все написано на лице? Она поднялась из кресла. На ее лице, несмотря на улыбку, — настороженность, словно ожидала порицания за свой поступок. Я вытянул руки, чтобы заключить ее в свои объятия.

— Кто-то говорил, что меня будут ждать здесь даже через годы, — голос Жанны звучал трепетно и обворожительно нежно. И эта трепетность, несомненно порожденная сильным чувством любящей женщины, достала до сердца, выбивая его из колеи размеренности, наполнила душу таким же волнением.

И все! Исчезли неприятности минувшего дня, будто их и не было, упала с плеч, словно накидка, усталость. Я терся щекой об источающие аромат лета волосы, касался губами шеи, вдыхал тонкий, уже знакомый до головокружения запах тела. Я ощущал ее жаркое сбивчивое дыхание и пьянел. Пьянел в объятиях дурманящего, как вино, чувства. Для нас опять перестало существовать время. Нас окружала вечность любви.

XV

Долговязую фигуру осведомителя я увидел сразу, как только открыл дверь в закусочную. Он занимал ставшее уже постоянным наше место. На высоком столике — две кружки пива, две стопки водки и неизменная закуска: бутерброды с килькой. Встретил он меня уже традиционной фразой: «Вадя, мать твою, куда ты запропастился?» Несмотря на развязность и панибратский тон осведомителя, от меня не ускользнула стоявшая в его глазах настороженность, даже пугливость, словно над ним нависла опасность. Я оглядел зал. Немноголюдно, и среди примелькавшихся лиц завсегдатаев никого нового не обнаружил.