Эффект «домино» - [27]

Я уже хотел возвратить журнал дежурному по управлению, как в самом низу мое внимание привлек зафиксированный случай самоубийства — взгляд наткнулся на знакомую фамилию. Пришлось прочитать всю запись: «В 22 ч. 50 мин. обнаружен труп мужчины возле дома номер 5 по улице Заводской. Оперативной группой проведены мероприятия по установлению личности погибшего и полной картины происшествия. По показаниям свидетелей, мужчина упал ориентировочно с высоты девятого этажа, предположительно из сушилки. Установлены родственники погибшего и место его проживания: ул. Заводская, 5, кв. 36. Фамилия погибшего Колмыков, только сегодня, со слов родственников, выписавшегося из больницы. Предварительное заключение: самоубийство».

Ошеломленный новостью, я направился к двери.

— Сухотин! — окликнул меня дежурный.

Я оглянулся.

— Журнал оставь.

Только тут я заметил, что в растерянности уношу рукописное творение дежурной части.

Минут через сорок я уже сидел в районном отделении уголовного розыска и изучал те факты, что дало дознание. Опрос свидетелей и родственников меня не удовлетворил: все проведено как будто ради проформы, а не ради раскрытия преступления, ни глубины, ни тонкости вопросов при предварительном расследовании не обнаружил. Все сводилось к банальным «слышали ли», «видели ли». Возможно, я подходил несколько придирчиво к своим коллегам и поступил на их месте точно так же, но сейчас был убит важный для меня свидетель. Именно убит, в этом я не сомневался и даже видел причину, заставившую обойтись с ним так немилосердно. Случая самоубийства я не допускал. Человек, выглядевший вполне уравновешенным во время нашего совместного рейда по рынку, вдруг через несколько часов решил свести счеты с жизнью. Это какое же должно быть оказано за короткий промежуток времени воздействие на психику, чтобы помутился разум. Мне, конечно, сложно опровергнуть выводы дознания, ко всему, самоубийство — это очень удобная для следствия версия. Все спишут на неустойчивую психику и дело закроют — ни хлопот, ни забот.

Для меня сейчас представляло интерес заключение судебно-медицинской экспертизы, но я сознавал, что едва ли получу четкий ответ на поставленные мною вопросы. К примеру, что стало причиной черепно-мозговой травмы: удар тяжелым предметом по голове до того, как жертву сбросили с высоты, или соприкосновение головы с твердым покрытием пешеходной дорожки. Едва ли такие тонкости, если они имели место, будут установлены. И потому я решил отправиться не в бюро судебно-медицинской экспертизы, а по адресу, где проживал погибший, в надежде разжиться у родственников или соседей фактами, упущенными из виду во время проведения дознания.

Мне было известно, что Колмыков не имел семьи и проживал с родителями и младшим братом. Я, конечно, представлял, в каком горестном состоянии находились близкие погибшего, и то, что им просто будет не до меня. Опасения подтвердились наполовину. Погибший находился еще в морге, и потому, войдя в квартиру, ни плача, ни причитаний я не услышал. На лицах присутствующих печаль и некая растерянность. Меня заметили, но никто не поинтересовался, кто я и зачем здесь объявился. Возможно, меня приняли за одного из жильцов, приходивших с выражениями соболезнования и предложением помощи. Потому-то и дверь не закрыта на замок.

Я увидел Антонину Петровну. Она сидела в кресле, прижав, как тогда, в квартире племянницы, обе руки к левой половине груди. Словно ощутив мой взгляд, она повернула голову. Долго всматривалась. С трудом поднялась и направилась ко мне.

— Это вы? — спросила неуверенным болезненным голосом.

— Да, — кивнул я и уточнил: — Сухотин из уголовного розыска.

— Я помню, — проговорила Антонина Петровна и следом поделилась: — А у нас опять горе, мой сын Миша из сушилки выбросился. Насмерть разбился.

— Примите соболезнования. Я был немного знаком с вашим сыном.

Женщина подняла на меня глаза. В них ни капельки удивления, все съедали печаль и тоска.

— Он не рассказывал, — произнесла Антонина Петровна и тут же спросила: — А вы, похоже, по делу Марины пришли?

Объяснять женщине предполагавшуюся мною связь между двумя трагическими событиями и высказывать свои соображения было, конечно, в данной ситуации неуместно. Ограничился кивком и немногословной фразой:

— Да, и в связи с ее делом тоже.

— Боже, просто не верится, что Миша смог решиться на такое, — не проговорила, а простонала женщина.

— Мне тоже не верится.

По мере того, как догадка занимала в ее пораженном горем сознании главенствующее положение, глаза женщины округлялись, а рот приоткрывался.

— Вы считаете, и его тоже?.. — выговорила она каким-то обессиленным голосом и, найдя рукой опору, привалилась к стене.

— Ничего нельзя исключать, — ответил я уклончиво, ибо опасался ухудшения состояния женщины.

В прихожую из кухни вышел молодой человек лет двадцати пяти. Почему-то я сразу решил, что это младший брат погибшего, и не ошибся.

— А это мой меньшенький, Володя, — представила Антонина Петровна. Ее лицо сморщилось, глаза закрылись, по щекам потекли слезы.

— Ну, мам, не надо, мам, успокойся, — молодой человек обнял мать за плечи, проводил в зал и усадил на прежнее место. Налил в бокал сердечных капель, заставил выпить.