Никон вздохнул, осмотрелся и решительно встал. Черт побери, так ведь можно сойти с ума!
Гулко шагая, вышел из зала.
— Когда начнем? — спросила, идя ему навстречу, красивая аспирантка.
— А никогда! — весело воскликнул Никон.
— Почему же? — округлились ее глаза.
— А вы сами разве не влюблялись? — шагнул к ней Никон, и девушка покраснела. — Нет? Так вот, когда влюбитесь, тогда поймете! Если бы Сократ откровенно рассказал мне о себе, я бы к вам не пришел… То есть я хочу сказать: не осмелился бы отнимать у вас драгоценное время. Так что это его вина.
— Нет, — сказала аспирантка, — он, может быть, вам и рассказал бы. Если бы мог. Но ведь в его памяти не осталось информации не только о безнадежной любви, но и о курсе лечения. Он, словно в старинной легенде, испил напитка забвения. Так что и вы не бойтесь: жалеть просто не сможете.
— Премного благодарен! Пусть уж я буду таким, как есть, «замечтавшимся».
— А больше не оставите нас без обеда? — девушка игриво наклонила голову.
— Во имя развития нашего искусства можно будет и еще разок…
— Смотрите, а то не все еще сказали о вас сатирики! погрозила пальцем аспирантка. И такая милая улыбка озарила ее лицо, что Никон, даже возвратись домой, все еще эту улыбку вспоминал.
Хорошее, необъяснимо радостное настроение охватило его. Даже синтетическая обстановка жилища теперь казалась ему привлекательной. Он вышагивал по комнате бодро и весело, словно предчувствуя что-то светлое, окрыляющее.
И когда неожиданно зазвенел звонок, Никон со смутной надеждой бросился открывать.
Пришел Сократ… Но разочарование овладело Никоном лишь на какое-то мгновенье, а затем он снова просиял:
— Ну что — составил эфемериду любви?
— Составил. — Сократ был немного удивлен легкомысленной веселостью друга и продолжал с нарочитой серьезностью: — Защитные силы твоего организма еще не вступили в активную стадию, но вскоре это произойдет. В конечном счете психика сводится к химизму, выделению определенных веществ в кровь. Вот график…
Но он не успел продемонстрировать свои психологические схемы: раздался сигнал видеофона — обычный, такой, как всегда, — нежный, мелодичный сигнал. Но Никону он почемуто показался волшебным, словно душа его внезапно обрела сверхъестественное чутье. Он торопливо включил экраны. И вот затрепетала перед глазами шелковая голубизна — сперва по стенам, потом по потолку. Словно из морской пучины постепенно проступило, вынырнуло радостное девичье лицо. Оно смотрело отовсюду, и взгляды выразительных глаз сходились на лице Никона.
— Любимый мой, — шевельнулись ее губы, — неужели ты не догадался, что я только испытывала тебя?
— Я… я… — растерянно бормотал Никон.
— Расскажу все, когда встретимся. Я ведь сейчас на ракете. Встречай «Тайфун»!
Экраны погасли. Ошеломленный Сократ выронил клочок бумаги, на котором выведена была эфемерида любви.
— «Тайфун»! «Тайфун»! — встряхнул его за плечи Никон. — С Земли летит «Тайфун»!
