Ее тело и другие - [10]

Мы засыпаем, изнуренные, распростершись голыми на постели. Я пробуждаюсь оттого, что муж целует меня сзади в шею, облизывает ленточку. Тело яростно восстает – все еще пульсирует памятью наслаждения, но гневно противится предательству. Я окликаю мужа, а он не отвечает. Я повторяю – он прижимает меня к себе и продолжает свое дело. Я вонзаю оба локтя ему в бока и, когда он от неожиданности отпускает меня, сажусь и оборачиваюсь к нему лицом. Он смотрит обиженно и сердито, как наш сын в тот день, когда я потрясла перед ним жестянкой с монетами.

Решимость вытекает из меня. Я сама касаюсь ленточки. Заглядываю в глаза мужу – альфа и омега его желаний так явственно проступают в зрачках. Нет, он неплохой человек, и именно в этом, понимаю я вдруг, корень моих страданий. Было бы несправедливо назвать его дурным человеком, злым или развращенным. И все же…

– Ты хочешь развязать ленточку? – спрашиваю я. – После всех наших лет вместе – этого ты хочешь от меня?

Лицо его вспыхивает радостью, потом неутолимой жаждой, ладони скользят по моей обнаженной груди – к бантику.

– Да! – отвечает он. – Да!

Нет нужды касаться его, чтобы убедиться: при одной мысли об этом у него встал.

Я закрываю глаза. Вспоминаю мальчика с той вечеринки, того, кто целовал меня, кто откупорил меня там, на берегу озера, кто делал со мной то, чего и я хотела. Кто дал мне сына и помог сыну тоже стать мужчиной.

– Тогда, – говорю я, – делай что хочешь.

Дрожащие пальцы дергают за один конец. Бантик медленно распускается, так давно бывшие вместе края его помяты. Муж стонет, но едва ли сам слышит свой стон. Он просовывает палец в последнюю петлю и снова тянет. Ленточка отваливается. Опускается на кровать и там сворачивается – так я себе это представляю. Посмотреть вниз и проследить за ее падением я не могу.

Муж хмурится, потом его лицо раскрывается навстречу какому-то новому чувству – скорби или же предчувствию утраты. Моя рука взлетает – невольное движение в поисках равновесия или еще чего-то столь же ненужного – и заслоняет его образ.

– Я люблю тебя, – успеваю я сказать, – больше, чем ты можешь себе представить.

– Нет, – говорит он, но я уже не знаю, на что он отвечает.

Если вы читаете эту историю вслух, сейчас вы, быть может, гадаете, было ли то место, которое прикрывала моя ленточка, влажным от крови и ранок или же гладким, бесполым, как промеж ног у куклы.

Боюсь, я не сумею удовлетворить ваше любопытство, потому что сама не знаю. Прошу прощения и за эти вопросы, и за прочие, и за отсутствие ответов.

Мой вес смещается, и сила тяготения одолевает меня. Лицо мужа валится куда-то вбок, и я вижу потолок, затем стену позади меня. Отделившаяся голова падает позади шеи, скатывается с кровати. Я снова одинока – более одинока, чем когда-либо прежде.

Инвентаризация

Одна девочка. Мы лежим рядом на пахнущем плесенью коврике в подвале ее дома. Ее родители наверху, мы наврали им, что смотрим «Парк Юрского периода». «Я папа, а ты мама», – сказала она. Я задрала рубашку, она задрала свою, мы просто разглядывали друг друга. Сердце трепетало пониже пупка, но я боялась косиножек и что ее родители нас застигнут. «Парк Юрского периода» так и не посмотрела и теперь уж, наверное, никогда не посмотрю.

Один мальчик, одна девочка. Мои друзья. Мы пили ворованные коктейли из вина и фруктового сока в моей комнате, на моей широченной кровати. Смеялись, болтали, передавали друг другу бутылки. «Что мне в тебе нравится, – сказала девочка, – это твои реакции. Ты так забавно реагируешь на все. Как будто все ужасно важно». Мальчик кивнул, подтверждая. Она уткнулась лицом мне в шею и сказала: «Вот так!» – прямо в кожу. Я засмеялась. Я нервничала, была возбуждена. Как будто я – гитара, кто-то подкручивает колки и мои струны натягиваются все туже. Они щекотали ресницами мою кожу и дышали мне в уши. Я стонала, извивалась, долгие минуты зависала на самом краю – вот-вот кончу – хотя никто не касался меня там, даже я.

Два парня, одна девушка. Один из них – мой бойфренд. Его родители уехали из города, так что мы устроили вечеринку у него дома. Мы пили водку с лимонадом, и он поощрял меня заняться сексом с девушкой его друга. Мы осторожно поцеловались и на том остановились. Потом мальчики занялись друг другом, а мы смотрели на них долго, скучали, но были слишком пьяны, чтобы встать. Мы уснули в гостевой спальне. Когда я проснулась, мочевой пузырь у меня был твердый, словно кулак. Я побрела вниз, в прихожую, и увидела, что кто-то пролил на пол водку с лимонадом. Я попыталась это отмыть. Смесь разъела полировку на мраморе. Несколько недель спустя мать моего бойфренда нашла мое белье у него под кроватью и вручила ему – постиранное, без единого слова. Удивительно, до чего я теперь скучаю по тому цветочному, химическому запаху чистого белья. Только и думаю – как не хватает кондиционера для белья.

Один мужчина. Высокий, худой. Такой тощий, что видны были тазовые кости, почему-то это казалось мне сексуальным. Серые глаза. Ироничная улыбка. Я была знакома с ним почти год, с прошлого октября, мы столкнулись на вечеринке в Хэллоуин (я без костюма, он был одет Барбареллой